Молодой человек вышел, и, когда дверь за ним закрылась, мистер Лоули повернулся к Торндайку:
— Я подумал, что нам лучше перекинуться словечком наедине. Какой линии вы собираетесь придерживаться? Честно говоря, ваша позиция совершенно меня озадачила.
— А какую линию предложили бы вы? — спросил Торндайк.
— Ну, — замялся солиситор, — положение, по-моему, следующее: наш юный друг украл пакет с алмазами и был уличен — это то, как ситуация видится мне.
— У меня иное мнение, — сухо обронил Торндайк. — Он мог взять алмазы, а мог и не брать. Не стану судить, пока не проанализирую свидетельства и не получу больше фактов. Поэтому давайте отложим рассмотрение нашего плана, пока я не пойму, какую линию защиты следует принять.
— Как вам угодно, — насупился мистер Лоули, беря шляпу, — но боюсь, что вы поощряете юного негодяя ложными надеждами, которые лишь утяжелят его падение, не говоря уже о нашем собственном статусе. Я не хочу выставить себя посмешищем в суде.
— И я не хочу, — согласился Торндайк. — Однако я вникну в дело и свяжусь с вами в течение дня или двух.
Он постоял, держа дверь открытой, пока солиситор спускался по лестнице, а когда шаги его затихли, резко захлопнул ее и обернулся ко мне с досадливым видом:
— «Юный негодяй» не показался мне удачливым в выборе адвоката. Кстати, Джервис, насколько я понимаю, вы сейчас без работы?
— Да, — ответил я со вздохом.
— Не согласитесь ли помочь мне — на деловой основе, разумеется, — с этим инцидентом? У меня много всякой другой нагрузки, и ваше участие имело бы для меня огромную ценность.
Я не погрешил против истины, заявив, что сочту за счастье.
— Тогда приходите к завтраку, обговорим сроки, и вы сразу приступите к своим обязанностям. А теперь давайте закурим трубки и продолжим беседу, как будто взволнованных клиентов и тупоголовых солиситоров не существует на белом свете.
Глава 3
Леди в деле
Наутро я появился в квартире Торндайка и застал своего друга погруженным в работу. Один конец стола был сервирован, на другом стоял микроскоп того типа, что используют для изучения организмов, культивируемых на чашках; на широкой подставке лежала одна из карточек с шестью кровавыми отпечатками. Направляя на нее световое пятно конденсатора, Торндайк сосредоточенно рассматривал изображение.
— О, вы уже трудитесь, — произнес я немного сконфуженно.
Прервав занятие, мой коллега дважды позвонил, и вошел Полтон, неся поднос, уставленный всем необходимым для завтрака.
— Да, — кивнул Торндайк, — я открыл кампанию, как обычно, при поддержке главы своего штаба, верно, Полтон?
Невысокий человек с умным лицом и полными достоинства манерами, не соответствующими роли слуги, который подает на стол кушанья и убирает посуду, гордо улыбнулся и, не скрывая своего восхищения моим другом, ответил:
— Мы не теряли времени, сэр. У нас уже готовы негативы, а пока вы завтракаете, я достану и высушу снимок, сделанный методом фотоувеличения.
— Полтон не перестает меня удивлять, — заметил Торндайк, когда его помощник удалился. — С виду — сельский священник или судья, но явно предназначен природой в профессора физики. Сначала он работал часовщиком, потом изготавливал оптические инструменты, а теперь — доверенный механик медицинского юриста. Он — моя правая рука, и улавливает мои мысли еще до того, как я успеваю изложить их.
— Где вы его нашли?
— Бедняга лежал в больнице — жертва нужды и незаслуженной неудачи. Я пару раз давал ему небольшие поручения, а когда понял, чтó он за сокровище, взял к себе на службу. Он очень предан мне, и его благодарность так безгранична, что не всегда обоснованна.
— О какой фотографии он говорил?
— Он искусственно увеличил один из оттисков большого пальца, и у нас есть соответствующий негатив такого же размера на случай, если понадобится напечатать дополнительные фотографии.
— Вы пытаетесь помочь бедному Хорнби, — вздохнул я с сожалением, — но как? Мне его дело кажется безнадежным. Я не осуждаю юношу, но не верю в его невиновность.
— Дело, безусловно, трудное, — согласился Торндайк, — и в настоящий момент я и сам не вижу выхода. Однако я взял за правило в любых случаях придерживаться классических канонов индуктивного исследования: собирать данные, выдвигать гипотезы, проверять их и стремиться к подтверждению. В нашем случае, учитывая, что факт ограбления установлен, мы можем выдвинуть четыре гипотезы. Оно совершено: a) Рубеном Хорнби; b) Уолтером Хорнби; c) Джоном Хорнби; d) каким-либо другим лицом или лицами. Последней версией предлагаю пока пренебречь и ограничиться анализом трех остальных. Что скажете?
— Вы допускаете, что мистер Джон Хорнби похитил алмазы из своего собственного сейфа? — воскликнул я в недоумении.
— Сейчас я не склоняюсь ни к одной из гипотез, а лишь излагаю их. Джон Хорнби имел доступ к драгоценностям, а значит, предположительно мог украсть их.
— Но он несет ответственность перед владельцами…
— Не совсем так: он добровольно соглашался принимать груз на хранение. В таком случае он не отвечает за потерю, если только не будет доказана преднамеренная грубая небрежность.
— Отпечаток пальца, мой дорогой профессор! — возразил я. — Что с ним поделаешь?
— Не торопитесь, — невозмутимо ответил Торндайк, — вы, я вижу, придерживаетесь того же мнения, что и полиция; она расценивает отпечаток пальца как стопроцентный критерий, последнее несокрушимое доказательство, за пределы которого следствию незачем выходить. Это серьезная ошибка. Отпечаток — это факт, очень важный и значительный, признаю, но лишь факт, который, как и любой другой, следует взвесить и измерить с точки зрения его доказательной базы.
— С чего вы предлагаете начать?
— Во-первых, я удостоверюсь, что подозрительный отпечаток большого пальца идентичен с оттиском Рубена Хорнби, в чем, однако, у меня мало сомнений, поскольку дактилоскописты знают свое дело и не доверять им нет оснований.
— А во-вторых?
— Соберу свежие материалы, рассчитывая на вашу помощь. Кстати, если вы позавтракали, я ознакомлю вас с новыми обязанностями. — Он встал, позвонил и, когда Полтон принес ему из кабинета четыре блокнота в бумажных обложках, положил их на стол. — Один из них посвятим Рубену Хорнби. Вы разузнаете о нем все, что сможете, не важно, насколько тривиальным или, на первый взгляд, незначительным оно вам покажется, и занесете данные вот сюда. — Он написал на обложке «Рубен Хорнби» и вручил блокнот мне. — Во второй блокнот вы запишете все, касающееся Уолтера Хорнби, а в третий — аналогичные сведения о Джоне Хорнби. Четвертый блокнот приберегите для отдельных фактов, связанных с делом, но не подпадающих под три предыдущие рубрики. А теперь взглянем на продукт производства Полтона.
Он взял из рук помощника фотографию десяти дюймов в длину и восьми в ширину, сделанную на глянцевой бромистой бумаге и прочно посаженную на жесткую карточку. Она демонстрировала сильно увеличенное факсимиле одного из отпечатков пальца, все малейшие детали которого, прежде заметные только в лупу, теперь были отлично видны невооруженным глазом.
— Превосходно, Полтон! — похвалил Торндайк и объяснил мне: — Мы сфотографировали отпечаток большого пальца, наложив на него нумерованный микрометр, разделенный на квадратики размером в одну двенадцатую дюйма. Увеличение восьмикратное, так что квадратики — каждый по две трети дюйма в поперечнике. У меня есть несколько микрометров с различными шкалами — они незаменимы при исследовании чеков, сомнительных подписей и тому подобного. Полтон, вы, я смотрю, уложили камеру и микроскоп, а микрометр не забыли?
— Нет, доктор, — ответил тот. — И шестидюймовый объектив, и окуляр, и «быстрые» фотопластинки — все в ящике.
— Тогда выступаем и бросим вызов львам Скотланд-Ярда в их собственном логове, — заявил Торндайк, надевая шляпу и перчатки.
— Позвольте, — сказал я, — вы ведь не собираетесь тащить в Скотланд-Ярд огромный микроскоп, когда требуется лишь восьмикратное увеличение? Нет ли у вас анатомического микроскопа или какого-нибудь другого переносного инструмента?