Та, немолодая и грузная, с усиками над верхней губой, тяжело всхлипывала, повторяя:
– Не помню я, сколько их было! Натерпелась страху на всю жизнь. Ох, – она потянулась к авоське, запахло валерианой.
Бандиты действовали по уже знакомой схеме. В булочную ворвались аккурат к закрытию. Кассирша, каясь и сетуя на забывчивость, рассказала, что, притворив дверь, забыла ее запереть. Только накинула крючок. День выдался суетный, расчеты никак не сходились, вот и запамятовала. Выходило, что налетчики с револьверами, выбив дверь (крючок хлипкий, не выдержал), ворвались, когда она готовилась считать кассу. Сразу дали выстрел в потолок. Еще одна пуля угодила прямо рядом с кассиршей. Тут она, вспомнив, судорожно всхлипнула, мотнула головой, закрылась руками. Застрелили в упор сторожа, он выбежал из подсобки. Услышав крики и свистки, в булочную заглянул поздний прохожий. К нему тут же подскочил один из бандитов, ударил рукоятью револьвера по голове, и смелый гражданин повалился за ящики.
– Я думала, и его… этого… тоже насмерть! – говорила кассирша, комкая в мокрых ладонях платок.
Ее саму бандиты связали и толкнули на пол.
– Сколько они взяли?
– Ох, – она назвала сумму – ну, с копейками. Все подчистую выгребли!
Тот самый смельчак, что прибежал на помощь, живой, сидел тут же, на низком подоконнике, держась за голову. Около него суетилась сестра санмашины.
– Как это вы рискнули? – спрашивала сестра.
Он поморщился, приподнимая плечи.
– Я на гражданской был. Что уж. Шел домой. Живу тут же, прямо в этом доме. Услышал крики, свистки, ну и… Забежал, а они, подлецы, бедолагу этого уже кончили.
Я прислушался. По его словам выходило, что сторож успел выскочить на улицу, засвистел. Бандиты застрелили его, затащили тело внутрь.
Присев на корточки, я осмотрел одежду на трупе, осторожно разрезал косоворотку. Следов пороха нет, отсутствует отпечаток дульного среза на теле, гражданин прав, стреляли не в упор. Пуля прошла навылет. На грязном закопченном потолке мало что можно было рассмотреть, но у слепого окошка над прилавком выщерблины светлее – та самая пуля, которую дали в потолок. Cыскарь следил за мной краем глаза с неодобрением. Заглянув за прилавок, я нашел еще гильзу, от пули, которая пробила мешок с мукой и застряла в стене, над непроданными калачами. Это та, что до истерики напугала кассиршу, угодив рядом. Поискал тщательнее, но третьей, смертельной для сторожа, не нашел. Картина не совсем сходилась с показаниями. Впрочем, к этому не привыкать. Свидетели крайне редко толково описывали происходящее. Уж сколько раз я тоскливо вспоминал зорких очевидцев из полицейских романов. А все-таки… Мои размышления прервал милиционер. На ходу он черкал что-то в блокнотике:
– Чего тянешь-то?
Я обернулся.
– Наблюдаю.
Он развеселился:
– И какие ж у тебя наблюдения?
– Не сходится кое-что. Я судебный медик, криминалист. Здесь на курсах, вот – дежурю с машиной. Могу помочь.
Но он смотрел с сомнением, не спешил доверять. Я прибавил подробностей, назвал своего московского профессора и начальника УГРО в Ростове. Вряд ли сыскарь о них слышал, но вроде поверил.
– Выходит, что из наших, – помедлил и прибавил: – Ну, попробуй, выскажи, что тут не сходится?
– Сторож застрелен в спину, с дальнего расстояния. Не в упор. И, скорее всего, на улице.
– Уверен?
– Да. – Я коротко обрисовал ему доводы.
– Эх! – Он досадливо вздохнул. – Гражданочка свидетельница, известное дело, тетка! В полной прострации. Одни слезы.
– Судя по всему, здесь было всего два выстрела. Один в потолок, тут все верно. И один по прилавку.
Смелый гражданин тем временем засуетился. Он выдал еще несколько любопытных деталей. Описал одного из бандитов: «Верста коломенская! Он мне и врезал!» Удар в самом деле был нанесен сверху, почти по теменной части. А еще припомнил, как за мешками с мукой и ящиками мелькнули коричневые остроносые туфли «джимми». Шикарная деталь для уголовника. Но, главное, возглас, с которым тот затребовал кассу: «Праааашу».
– Знаете, как швейцар, голосом этак: «прааашу».
– Проверим. Швейцаров, допустим, теперь наперечет. – Милиционер сделал пометку в листке с записями, обернулся ко мне: – На других налетах подобное было! Вроде как их визитная карточка.
– А в газетах не печатали, – я вспомнил заметку о нападениях.
– Ты наизусть учил, что ли? – Он усмехнулся. – Однако верно мы сделали внушение товарищу из газеты. Чтобы придержали обстоятельства.
Кассирша слов гражданина подтвердить не могла. Муровец добился лишь вздохов и всхлипов: «не помню, не помню». Налетчик, мол, говорил грубым хриплым голосом, и только.