— Прекрати, что ты несешь, — у Ольги опять покатились слезы, — ты хоть понимаешь, что говоришь, я ведь тебя люблю и хочу, чтобы ты нашел себе какю-то береговую работу.
— Ну, это бесконечный разговор, — Игорь резко встал и начал складывать документы в большой кожаный портфель, — ты еще будешь смеяться, вспоминая сегодняшний разговор, короче, я на неделю выключаюсь из домашнего ритма, считай, что я в рейсе, все я ухожу, мне поручено встретить делегацию и поселить в гостинице, а завтра с утра — начнутся переговоры.
— Иди, иди к своим америкашкам, Ольга, сложив руки на груди, демонстративно открыла ногой входную дверь, хоть денег оставь, ребенка-то, на что кормить или ты один живешь.
Игорь пошарил во внутреннем кармане пиджака и вытащил две сторублевые купюры, специально, отложенные для такого случая и бросил их на стол перед женой.
«Какие же эти женщины неблагодарные, он из кожи вон лезет, чтобы отличится, а ей и деньги подавай и будь дома, как телок на привязи», — он обернулся, чтобы попрощаться, но Ольга отвернулась к окну, явно не желая разговаривать. — «Ну и черт с тобой, надоели мне эти вечные претензии, надо развестись и покончить с этим адом семейной жизни раз и навсегда. А Димку заберу к своей матери, пусть осуществится мечта ее жизни «пожить для себя».
Ольга искоса бросила взгляд на деньги, затем перевела его на мужа. Ей почему-то стало жалко его. Она вспомнила, как год тому назад, когда Игорь был в том злополучном рейсе, ее подруга и одноклассница Ирина Крапивина пригласила Ольгу Смагину на вечер выпускников. Ольга всячески уходила от разговора на эту тему, ей совсем не до встреч. Димка болеет, мать с отцом, словно наверстывая упущенное в «героическом» комсомольском прошлом, умчались в круиз по Средиземному морю, времени нет, даже почитать, какие тут встречи.
«Я встретила Славика Филатова, ну твою любовь в десятом классе, он развелся в очередной раз, мечтает увидеть тебя» — ворковала искусительница Крапивина.
— Ну и пусть мечтает дальше, нет, я не пойду, — был ее ответ, хотя дрогнувший голос и замешательство дали бывшей подруге дополнительные козыри.
— Да ладно, Ольга, не кокетничай, не девочка, посидим, покалякаем, вспомним, как в походы ходили на мыс Песчаный, на Шамору, ну хоть подурачимся и развеемся.
Встреча все же состоялась. Ольга оставила Димку соседке на пару часов и пришла домой далеко за полночь. Горькое чувство вины и досады терзали ее до сих пор. Перед встречей она, пожалуй, впервые за последний год сделала себе маникюр, накрутила длинные светлые волосы, подкрасила глаза и губы. Она ни как не могла подобрать подходящий бюстгальтер для распухшей от молока груди, ведь Димку она до сих пор баловала грудным молоком, и остановилась на огромном атласном чуде, что подарила ей бабушка после родов. Такие стандартные чехлы шили по всей России для советских женщин, не обремененных излишествами французских кружев.
«Ведь не раздеваться же мне перед ним» — мелькнула подлая мыслишка, хотя легкий озноб воспоминаний проскользнул жесткой мужской рукой по напрягшейся груди.
Эта мысль не зря посетила задерганный бытовыми проблемами мозг Ольги в девичестве Олечки Петровой — первой красавицы в классе. Славик Филатов после принятия дозы спиртного пригласил Ольгу на танец и без прелюдий предложил переспать. Он целовал ее, а она лишь робко уклонялась от его ласк, ловя на себе многозначительные взгляды бывших одноклассников.
Крапивина не сводила глаз с разомлевшей парочки, внутренне поражаясь такой легкой измене со стороны подруги, но цель была достигнута, смотрите все, вот она перед вами недотрога Олечка Петрова, ну не может быть женщина не шлюхой. Это правило Ира — по кличке «крапива» укрепила в своем девичьем сознании еще в свои неполные пятнадцать лет, когда любовники матери перебирались в ее кровать, развращая, уже подпорченное гнилью порока молодое тело и душу, и когда-то жгучая крапива со временем превратилась в пожелтевший и увядший веник.
В тот вечер Ольга, как под гипнозом, пошла вместе с Филатовым по давно забытой дорожке на квартиру к его брату и только возле дверей подъезда ее словно поразила молния.
— Сколько времени?
— Время детское, где-то около двенадцати, иди, чего встала, — Филатов грубо пихнул девушку в парадную.
— Пусти, мерзавец, куда ты меня тащишь, мне домой надо.
— Вы что, бабы, все такие полоумные, кто тебя тащит, это ты меня тащишь, вали и больше не показывайся, меня Крапива легко примет, а тебе я достойную рекламу сделаю.