Фенг очень побледнел. Он кусал губы, подыскивая слова. Внезапно его дочь подняла глаза и сказала спокойно:
— Конечно, это правда. Бесполезно отрицать это, отец; у меня давно было предчувствие, что все это всплывет. — Фенг хотел что-то сказать, но она быстро продолжала, глядя судье прямо в глаза, — вот что случилось. В ночь столкновения джонок академик настоял на том, чтобы извиниться передо мной лично. Он говорил достаточно вежливо, но, как только моя служанка вышла принести нам чаю, его поведение стало оскорбительным. Он осыпал меня притворными похвалами, говорил, что, так как наши джонки будут стоять бок о бок всю ночь, мы также могли бы провести время с пользой. Этот человек был так уверен в своем обаянии и важности, что ему не приходило в голову, что я могу отказаться переспать с ним. А когда я отказалась в недвусмысленных выражениях, он впал в ужасную ярость и поклялся, что он все равно будет обладать мной, хочу я этого или нет. Я ушла, оставив его, и спустилась в каюту, заперев дверь изнутри. Когда я пришла домой, я не рассказала об этом отцу; я боялась, что он поссорится с академиком и наживет себе неприятности. Весь этот случай не стоил этого; тот человек явно был пьян.
Однако в полдень того дня, когда он ночью умер, жалкий негодяй прислал мне записку, общий смысл которой вы знаете.
Фенг открыл рот, чтобы сказать что-то, но она положила руку ему на плечо и продолжала:
— Я люблю своего отца, господин; я бы сделала все, чтобы помочь ему. Действительно, много лет назад ходили слухи, что мой отец совершил что-то такое, что можно было бы объяснить не в его пользу. Я сбежала той ночью и направилась к Красному павильону. Я вошла незамеченной через черный ход. Ли Льен сидел за столом и что-то писал. Он был явно рад тому, что я пришла, предложил мне сесть и сказал, что он был абсолютно уверен, что это предопределено на небесах, и что я буду его. Я пыталась заставить его заговорить о преступлении моего отца, которое приписывалось ему, но он постоянно увиливал от прямого ответа. Я сказала, что он солгал, что я собираюсь обратно домой, и что я расскажу все отцу. Он вскочил, оскорбляя меня; он сорвал мое платье с плеч, шипя, что овладеет мною сейчас же. Я не осмелилась звать на помощь, — в конце концов я сама тайно пришла к нему в комнату, — а репутация моя и моего отца будет уничтожена, если люди узнают об этом. Я думала, что смогу не подпустить его. Я боролась как могла, царапая его лицо и руки. Он обращался со мной зверски. Вот доказательства.
Не обращая внимания на протесты отца, она спокойно спустила лиф своего платья до талии и показала судье свою обнаженную грудь. Он увидел желтые и фиолетовые синяки на ее плечах, левой груди и на обеих руках. Она запахнула платье и продолжала;
— Во время нашей борьбы, бумаги, которые лежали на столе, разлетелись, и я увидела кинжал. Я притворилась, что сдаюсь; когда он отпустил мои руки, чтобы я расстегнула пояс, я схватила кинжал и предупредила его, что я убью его, если он не остановится. Он снова хотел схватить меня, я отчаянно боролась с кинжалом в руках. Вдруг кровь хлынула из его шеи. Он опустился в кресло, издав ужасный крик. Я обезумела. Я побежала домой через парк и все рассказала отцу. Он вам расскажет остальное.
Она сделала легкий поклон и бросилась вниз по ступенькам из павильона.
Судья Ди вопросительно взглянул на Фенга. Губернатор потеребил свои усы, откашлялся и сокрушенно начал:
— Я пытался успокоить свою дочь, господин. Я объяснил ей, что она, конечно, не виновна в преступлении, потому что это полное право женщины — защищать себя так, как она может себя защитить, когда на нее совершают покушение. С другой стороны, сказал я, было бы очень неловко для нас обоих, если дело приобретет огласку. Это повлияет на ее репутацию, и, хотя сплетни, ходящие обо мне относительно давнего случая, абсолютно беспочвенны, я не хотел бы, чтобы все это всплыло снова. Поэтому я решился на, э… несколько необычные действия.
Он остановился, чтобы отпить чаю. Затем он продолжал окрепшим голосом:
— Я пошел к Красному павильону, где я нашел мертвого Ли в кресле в гостиной, как и описала моя дочь. Было немного крови на столе и на полу, больше всего крови было на его платье. Я решил инсценировать самоубийство. Я отнес его тело в Красную комнату, положил на пол и вложил ему в руку кинжал. Затем я переложил его бумаги со стола гостиной в Красную комнату, закрыл дверь и вышел через веранду. Так как единственное окно в Красной комнате — с решеткой, я надеялся, что смерть академика будет расценена как самоубийство. Так и получилось. Заявление Королевы Цветов о ее отказе академику послужило ему подходящей причиной.