Вдруг под нами раздался резкий звук, лодка поднялась почти перпендикулярно; я получил сильный удар по голове и был выброшен в море.
Глава VII
Санти
Когда я пришел в себя и открыл глаза, солнце ярко светило, а шум бурунов гулко отдавался в моих ушах. Мартин Белькастель стоял, наклонившись надо мною, с встревоженным лицом. Как только он увидел мои открытые глаза, лицо его прояснилось, и он весело улыбнулся мне. Но вдруг он вскочил и бешено помчался вниз по усеянному валунами берегу, размахивая руками и громко крича:
— Черт возьми! Они заставят нас умереть с голоду.
Я сразу поднялся и увидел тучу чаек, взлетевших с песка при приближении Мартина. С большим трудом мне удалось встать на ноги, в каждом мускуле я чувствовал сильную боль, но кости мои, чему я был очень рад, были все целы. Я напряг все усилия, чтобы проковылять к тому месту, где Мартин, стоя на коленях, рассматривал что-то лежащее перед ним.
Болота распространяли резкий запах; над нами качались длинные листья величественных деревьев, тонкие и стройные стволы которых поднимались на большую высоту без единой ветки; позади них простиралась запутанная чаща джунглей, безмолвных и мрачных. Море все еще было сердитое, и громадные буруны разбивались о берег. Я стоял ошеломленный этой картиной и недоумевал, каким образом я попал на землю. Высоко на мели я увидел нашу лодку с пробитым носом и в таком состоянии, что не было надежды починить ее.
Приблизившись к Мартину, я нашел его внимательно рассматривающим большое количество бисквитов и сушеного мяса, которое он разложил на земле для просушки.
— Еще одно такое посещение этих чаек, — заметил он сурово, — и мы действительно окажемся в плохом положении. О, я рад видеть вас на ногах. Трудная была работа — я боялся, Что мы никогда не достигнем берега!
— Я ничего не помню, — сказал я. — Расскажите, как я очутился тут.
— Не стоит, — ответил он, — мы здесь, и за это должны быть благодарны судьбе. После того как наша лодка ударилась о скалы и мы были выброшены в море, было сомнительно, увидим ли мы когда-нибудь восход солнца.
— Я обязан вам жизнью! Вы вынесли меня на сушу.
— Нет, Блэз. Я только оказал вам посильную помощь и заботился о своей собственной шкуре. Но что делать дальше? К счастью, мы не без запасов, так как в лодке сохранились наши самострелы и шпаги, а также немного провизии.
Я очень обрадовался, услыхав, что моя шпага с прекрасным лезвием, так долго служившая нашей семье, не погибла. Я поспешил достать ее из небольшой кучки наших вещей, вытер лезвие и очистил его от ржавчины.
Однако положение создалось для нас серьезное, и мы долго обсуждали планы будущего. Мартин был за то, чтобы углубиться в лес, а я считал лучшим оставаться близ моря, питая при этом надежду на появление судна капитана Рибо, которое подобрало бы нас при своем возвращении.
Мартин печально улыбнулся:
— Это очень слабая надежда, мой мальчик. Что-то его задержало, иначе он давно бы возвратился. Может быть, кораблекрушение? Мы не должны скрывать от себя истины: мы в тяжком и затруднительном положении. В одном вы правы: мы будем придерживаться берега, пока не достигнем реки; было бы очень трудно проникнуть в эту болотистую страну пешком.
— И тогда, — сказал я весело, — мы будем плавать по реке и жить вдали от земли, как армия герцога д'Ангьена жила вдали от Италии.
— План хорош, — смеясь сказал Мартин. — Теперь пойдемте, мсье де Брео.
— Сейчас, мсье Белькастель. Только не торопитесь, бедное мое тело чувствует себя так, как будто было избито сотней дикарей.
И мы отправились по плотному песку взморья в северном направлении. Одежда мои вылиняла и загрязнилась от соленой волы, па дублете образовалась большая дыра, шляпа исчезла, а сапоги были в таком состоянии, что к концу дня я оказался босым — от Красного Петушка осталось теперь очень мало. Мартин был не в лучшем положении, и мы походили не на французских кавалеров, предпринявших большое и отважное путешествие, а скорее на пару одиноких, беспомощных бродяг.
После обеда, состоявшего из бисквитов и сушеного мяса, мы улеглись спать на песке. Резкий ночной ветер и боль в ногах от долгой ходьбы не дали мне отдохнуть, но надо было идти дальше.
На третье утро мы очутились у довольно широкой, медлительной реки, преградившей нам дальнейший путь. Стало очевидным, что без лодки мы дальше не сумеем продвигаться, преодолеть же густую массу растительности, прилегающей к реке, было явно невозможно. Мы остановились и стали печально оглядываться кругом.
Мартин сел на землю и стал рассматривать свои израненные и воспаленные от долгой ходьбы без сапог ноги; я присоединился к нему и через короткое время уснул на теплом песке. Когда я проснулся, солнце было уже высоко; невдалеке Мартин спал крепким сном. Я разбудил его, он быстро сел, улыбнулся, но улыбка исчезла с его лица.
— Черт возьми, Блэз! Вы разбудили меня не вовремя, — закричал он печально. — Я как раз в это время обращал Франсуа де Гиза в истинную веру — с помощью шпаги, и в благодарность он пригласил меня обедать с ним. Мы как раз с аппетитом обедали, когда вы…
— Я разбудил вас, чтобы вы разделили со мной мой банкет, — прервал я его. — Мартин, я чувствую большую пустоту в желудке.
— Ладно, наш обед не так хорош, как тот, который я видел во сне, но необходимо сделать из него наилучшее употребление, — ответил он философски, доставая узел с едой.
Узел оказался очень легким. Мы стали его осматривать со всех сторон и увидели дыру в парусине, откуда выскочила большая откормленная полевая мышь. Мартин уронил пустой узел, посмотрел на мое удрученное лицо и разразился громким смехом.
— Так как с банкетом покончено, мы должны решить, что нам делать дальше? — сказал он.
Серьезный вид его и торжественный тон показались мне страшно комичными, и я в свою очередь громко расхохотался.
Бросив случайно взгляд на реку, я вздрогнул от неожиданности: две большие лодки пробивались сквозь густую траву, росшую у берега. В них сидели шесть убранных перьями дикарей, рассматривавших нас с любопытством. Я вскочил и схватил лежавшую на земле шпагу, намереваясь обнажить ее, но Мартин поднялся на ноги и положил свою руку на мою.
— Эх, вы, молодой Петушок! — сказал он сурово. — Уберите свою шпагу. В данном случае в ней нет надобности. Мы должны быть миролюбивыми с этими дикарями.
Краснокожие высадились на берег и медленно двигались по направлению к нам. Мартин пошел к ним навстречу, держа свои безоружные руки над головой. Молодой дикарь, бывший впереди, ответил тем же знаком. Когда они подошли ближе, дикарь остановился и приветствовал Мартина на своем гортанном языке. Мартин качал головой и делал знаки дружелюбия, в то же время повторяя: «Ами, ами» (друг, друг). Затем начался длинный разговор посредством знаков. На гладком песке Мартин нарисовал чертеж форта и подробности нашего побега. Дикари внимательно следили за его рисунками и, когда Мартин изображал на песке наши приключения, утвердительно качали головами, показывая этим, что они понимают.
Наконец, все мы встали, и Мартин, сделав гримасу, потер свой живот, показывая этим, что он голоден; на это наши новые знакомые опять покачали головами и указали на две лодки, привязанные у берега.
Мы вопросительно посмотрели друг на друга.
— Кажется, единственное, что мы можем сделать, Блэз ? — спросил Мартин.
Я утвердительно кивнул головой, и мы, собрав наши скудные пожитки, отправились с краснокожими.
Так началась наша жизнь среди этих варваров, которые доказали нам впоследствии, что они такие же люди, как и мы.
Все время после полудня мы двигались по широкой, протекавшей между темной зеленью джунглей реке. Громадные гады грелись на солнце на илистых берегах, и птицы яркого оперения порхали с дерева на дерево. В течение всего этого времени дикари без отдыха гребли; я восхищался терпением и ловкостью, с какою они правили своими лодками. Тонкие, мускулистые, они гребли дружно и молча. Лодки двигались уверенно вверх по течению сквозь висевшую в неподвижном воздухе серую мглу. Мы проезжали мимо бесчисленных черепах, спавших на бревнах, наполовину погруженных в воду; а однажды громадная змея темно-бурого цвета с грязно-белой мышью проворно скользнула в воду при нашем приближении.