Пустой магазин в этот раз в подсумок засунул не потеряв, достал снаряженный. Предпоследний. Патроны, это совсем как мед по заветам Винни-Пуха: «Если он есть, то его сразу нет».
Вот что мне мешало еще магазинов попросить, наверняка в особняке Мэйсонов были же? Ленивая скотина, нет тебе прощения — ругал я сам себя. Не очень, впрочем, активно. Зато активно двигался — мы с Дэвидом почти одновременно запрыгнули в пинцгауэр, одновременно хлопнули дверьми.
Когда тронулся с места, заскрежетал опрокинутый недавно мусорный бак по асфальту — его сейчас толкало бампером прямо перед нами, и бак не думал отваливать в сторону. Только когда я повернул налево, раскидывающий плотные мешки мусорный бак исчез из вида.
Уходя от места перестрелки, проскочили по сузившимся улочкам — Дэвид в карусели поворотов по переулкам потерялся, и совершенно не мог понять где мы находимся. После третьего поворота он крикнул, что вообще теперь не понимает даже куда мы едем.
Я собрался было остановиться и присмотреться к домам, чтобы понять адрес. Остановиться не успел — с перекрестка прямо перед нами выскочил серый универсал. Сейчас он ехал без света, а сквозь лобовое стекло я увидел характерный зеленоватый отблеск на лице водителя — рулил тот с активным прибором ночного видения.
Времени на раздумья не было, так что я действовал без лишнего ума и сообразительности — не только не сбавил скорость, а еще и вжал до упора педаль газа, направляя пинцгауэр в хромированную радиаторную решетку. Вдруг понял, что все это время я еще и орал Дэвиду начинать стрелять. А он действительно взял и начал, причем почти сразу — прямо через лобовое стекло, уперев приклад в сиденье.
Я видел как-то, что американцы таким образом маленьких детей стрелять учат — если не хватает силы удерживать оружие при выстреле, прислониться спиной к дереву и использовать его как упор для приклада, держа ружье под мышкой. Может и Дэвида такому учили; а может не учили и он после моих криков просто сориентировался по-быстрому.
Главное, что водитель универсала под звуком бьющих в машину пуль замешкался, и не успел уйти с линии карающего пинцгауэра — грубый швеллер бампера уже встретился с красивой радиаторной решеткой. Дэвид при этом, с возмущенным воплем, налетел на приборную панель. Не очень удачно — ударился головой в разбитое пулями стекло, выбивая его окончательно. При этом он бровь рассадил, похоже — на вылетевшем лобовом аж клякса осталась.
Сам я в момент удара крепко держался за руль. Об руль и приложился, потеряв и пока не находя дыхание. Но способность двигаться не утратил — вывалился кулем на улицу, упав левым плечом на асфальт, и принялся сразу стрелять по видимым мне передней и задней двери универсала.
Патроны кончились удивительно быстро. Замена магазина — причем этот уже последний. Я по-прежнему лежал плечом на асфальте, и увидел, как из машины с другой стороны кто-то выскочил. Очередь по ногам, пронзительный крик: выскочивший из машины человек упал, держась за раздробленную пулями щиколотку.
Еще короткая очередь, крики стихли. Я же, отпустив лязгнувший по асфальту машинпистоле, достал пистолет и на четвереньках, широко открывая рот — все еще в попытках поймать пропавшее дыхание, подполз к подбитой только что машине. Поднялся на одно колено (больно, по асфальту прямо ссадиной о которой забыл) и не целясь, подняв пистолет над головой, выпустил все пули в салон не глядя. Сначала в сторону передних сидений, потом назад, в пассажиров — если они там еще живые были.
Проблема с патронами — их теперь почти нет. Два неполных магазина к машинпистоле, один к пистолету, едва тридцать всего не наберется. Слезы.
Проблема со временем. Нужно решить — или забирать трофейное оружие, или сразу валить отсюда. При этом мне определенно нужен водитель универсала — пусть он уже и не живой. Кажется мне, что простые ребята с приборами ночного видения за людьми, а тем более за советскими журналистами, не охотятся.
Дэвид, кстати, уже находился на улице и наготове. И был в порядке, о чем меня и оповестил возгласом: «I'm OK! I'm OK!».
Насчет «Окей!» я бы поспорил — лицо все в крови, из разбитой брови щедро заливает, даже футболка на груди мокрая; но омерзительно-белоснежная улыбка по-прежнему на месте, словно приклеенная. Бесит меня этот сраный ковбой, смотреть на него не могу, аж скулы как от лимона сводит.
Пока Дэвид контролировал обстановку, я распахнул водительскую дверь универсала. Внутри — месиво, хорошо пострелял. Схватил за воротник и выволок труп водителя, потащил его в пинцгауэр. Обратил внимание что не ошибся — на голове, на широких резинках крепления, прицел ночного видения. Уже не рабочий — ни голова ни уцелела, ни прицел. Сам наш преследователь был чернокожий мужчина, лет тридцати — и совсем не рядовой уличный гангстер на вид, если смотреть на сохранившуюся часть лица. Серьезный парень, если конечно отбросить то, что мертвый.