Да, из моей головы вылетел напрочь этот вкус, но облик твой моих мыслей не покидал. Так было до того дня, когда мой рост полностью остановился.
Ох, какие же это были ряды. Да им позавидовал бы любой клипмейкер группы Пинк Флойд. Знаете, что убивает личность? Равноправие. Оказавшись в равноправных рядах, ты рискуешь лишиться индивидуальности.
Я видел, как эти псевдоличности, облаченные в одинаковые одеяния, синхронно горланили одни и те же песни, изо дня в день. Они кричали о голоде, о сне, об оставленном доме. Еда – вот, что было их мечтой. Мягкая кровать была ценнее воды для путника, заплутавшего в пустыне. Они были как один молоды, и лишь у единиц пробивалась седина. У тех единиц, которые буквально держали за яйца эти стройные ряды исхудавших и немощных пикселей многодюймового монитора.
Нас приводили сюда для того, чтобы разрушить и слепить нечто новое. Но это новое так же создавалось эпохами. Формула, проверенная временем, лишь в одном случае на миллион давала сбой, но этого было достаточно для окончательного утверждения. Одна зелень, сломанная и разрушенная на корню, сделанная из стройных многогранных кубов, но превращенная в обтекаемые и податливые любому толчку шары. И я был этим шаром. Любой седоватый юнец так и норовил загнать меня в лузу, что, впрочем, довольно часто получалось. Поначалу. По истечению недель почти каждый из шаров изнашивался и приобретал шероховатости, преднамеренно начиная тормозить. Тормозил и я. О, где же ты была весь этот адский год?
Из рядов я вырвался оголтелым и ни к чему не приспособленным шариком, бледным, легким, пустым, и, сука, невероятно тупым.
Скажите, кто знает старика Кубрика? Непревзойденный мастер, законодатель современного кинематографа. А кто помнит Алекса из его фильма Заводной Апельсин? Думаете, я был таким же, как он? Поклонником ультранасилия, главарь банды и баламут? Смейтесь в голос, господа. Этот тупой и полый шар вместо моей головы вмещал в себя литры воды, воспламеняющейся от одного дыхания, движения спутывались и мои ноги, словно из дерьма слепленные, зигзагом уносили в то место, которое я гордо называл домом. Каждый раз так происходило со мной.
Ты берешь стакан, ребра которого от донышка расходятся в стороны к небу, а он полон. И ты думаешь: «Черт! Наполовину полон, или же наполовину пуст?» Только идиот будет задаваться этим вопросом, пристально разглядывая стенки пустого стеклянного стакана, в котором буквально мгновение назад был виски. Или коньяк. Или коньяк и виски с колой. Это не важно.
Теперь в твоих руках земля. Точнее, в одной руке, а второй рукой ты отчаянно пытаешься схватить что-нибудь более устойчивое, чем ты сам, и плачешь, плачешь как мелкая девчонка, обхватившая свои колени в истерическом припадке, ревешь как драная портовая шлюха во время прибытия авианосца после годового круиза. Еще немного, и твой живот сковывает жар и весь плач через глотку вырывается наружу. Ты хотел оставить след в истории? Нет, ты достоин лишь оставить след на этой земле, которую хватал и едва ли не пытался целовать в приступе рвоты. И вот в этот момент, когда я поднял глаза, полные слез и бурлящего спирта, я сквозь размытые линзы увидел тебя. Ты стояла за деревом и аккурат выглядывала из-за него. Я почему-то знал, что ты наблюдала за мной очень долгое время, присматривала, берегла, и, может, просто ждала подходящего момента. Долго же ты этот момент ждала, должен признать.
До нашей встречи прошли годы, я помню этот день. В памяти всплывает первое фото – дверь моей комнаты, сплошь утыканная мелкими гвоздями, как в напоминание о том, что не стоит злиться попусту. Второе фото – я вижу, как дверь подается мне навстречу, и я вижу знакомые пальцы. Меня словно отбрасывает назад во времени, к тем студенческим годам, но теперь я жду эти пальцы в своих волосах, но в локонах моих друзей и знакомых. Третий снимок позволяет мне увидеть тебя полностью. Ты впервые надела белое прозрачное платье.
Я видел, как ты дышишь, видел эту дрожь на твоих губах. Ты скучала. Я тоже скучал… Ту ночь мы полностью посвятили друг другу, наслаждаясь моментами в полной мере, и я никогда так прежде не творил, как в эту встречу. А что же теперь?