«Я тебе стошню!» — шуршит Алукард, — «Опять засияешь. Дыши очень медленно. Вдохи — короткие. Выдохи — длинные. По сторонам не смотри. Только под ноги. Вообще, прищурься обратно».
В голове пролетела мысль: этот гад явно впрыснул мне в кровь какую-то дрянь, благодаря которой я всё ещё удерживаю медитативное состояние. Но внимание на этом заострять не стал, ибо сейчас думать вредно. Вон, лучше оглянусь по сторонам. Наслажусь видами.
Итого — картина маслом: взрытая земля усеяна трупами раскуроченных оскаленных тварей и частями их обезображенных тел, над которыми, урча, трудятся твари выжившие. Зверюги, чей вид напоминает плоды воспалённого бреда кровожадного фантаста-извращенца, бродят средь кровавого месива, нервно принюхиваются и тяжело дышат. Клубы пыли ещё кружат над утихшим побоищем. Две маленькие — в сравнении с оставленным полем битвы — фигурки бредут прочь, едва переставляя ноги и лапы, а над ними не спеша плывёт полупрозрачный, видимый только им, одноглазый колобок со щупальцами. Толкиен отдыхает.
Наверное, со стороны это выглядело эпично. Или глупо. Кстати! Представлять сейчас мне вообще ничего нельзя. Держу в голове свист ветра. Смотрю под ноги. Периферийным зрением вижу покачивающийся влево-вправо хвост Дружка — ну, чисто маятник гипнотизёра. Алукарда не вижу, зато слышу хорошо:
— Эта Лакуна, наверное, самая крупная, что я видел: в диаметре — километров триста относительно стабильного пространства. Дальше соваться не стоит — там начинаются миражи, искажающий туман и другая ерундистика, не полезная для человеческой психики и физиологии. В наши планы не входит превращение тебя в мечту сюрреалиста, поэтому будем адаптироваться тут. Тем более, что есть все условия: реки, ручьи, долины, леса, горы со множеством пещер. Есть и где спрятаться, и на кого охотиться. Главное на первых порах — убраться подальше от эпицентра скопления теросов, стянувшихся на запах ментальной энергии, просачивающейся из Города. Обустроимся, освоим технику сокрытия, чтоб не фонить напропалую, и начнем активно набирать уровни и множить силу.
— Живы будем — не помрём, — буркнул в ответ я, продолжая медленно переставлять ноги в такт своему дыханию. Вонь отступила и стало немного полегче. Но больше оглядываться и изучать местность я не рискую — веселья мне на сегодня уже хватило за глаза и за уши. Я очень даже не против поскучать, пялясь в каменистую почву с редкими проплешинами травы, видимо, основательно вытоптанной обитателями Лакуны. Впрочем, приблизительно через час такого монотонного движения до меня начинает доноситься запах свежей листвы, и дуновение легкого ветерка приятно холодит мой изрядно вспотевший лоб.
Глава 2
Товарищ Красный в сопровождении пары бойцов распахнул двери в просторное помещение, расположенное на пятом ярусе политехнического корпуса Новогирканского Высшего Училища. Зала кипела шумом и криками. Туда-сюда сновали люди в белых халатах. Ветвились охапки проводов, антенны крутились, приборы пищали, кристаллы сияли.
— Посторонись! — гаркнул почти в ухо представителю государственной безопасности молодой баритон. Ответственному товарищу тут же от души оттоптали ногу, припечатали в косяк и заехали под рёбра углом заносимого в дверной проем ящика. Вместо извинения «носильщик» выругался и чуть не опрокинул свою ношу на ОГПУшника, «подскользнувшись» на начищенном до ослепительного блеска ботинке службиста.
— Кому сказано! «Посторонись»! И вообще, какого х… удожника… — «грузчик», избавившись, наконец, от поклажи, развернулся, планируя высказать всё, что думает о людях, которые стоят в проходе как истуканы, но заметив, КТО именно этот истукан, заткнулся и, буркнув невнятно: «Извините, спешу!», скрылся в лабиринте из приборов.
— Балаган, — процедил товарищ Красный, провожая прищуренным взглядом молодого ученого. После чего достал платок и навел глянец на пострадавший ботинок. Не то, чтобы он планировал идти и разбираться с парнем, но тому лучше не попадаться службисту на глаза. Ближайшие лет пять.
— Ладно, — мужчина вздохнул и уже прицельно оценил взглядом гору ящиков у стены и общий хаос в помещении. — Организацией и порядком тут, как я вижу, и не пахнет. Хотя чего-то подобного я и ожидал.
Для человека военного местную атмосферу можно было определить лишь словом «бардак». Контейнеры и ящики, полуразобранные агрегаты, заваленные бумагами столы. И всё это в облаке париросного дыма, что в промышленных масштабах выдавали в моменты наивысшего умственного напряжения местные обитатели.