И Крис тоже не могла этого сделать. Правда, она была достаточно крупной и сильной. И она так переживала из-за того, что считала себя виноватой передо мной, так хотела искупить свою вину.
Билл и Крис — тоже мои друзья. И все же… Даже друг, если он окажется в ловушке, в безвыходной, отчаянной ситуации, может пойти на все. Особенно если ему грозит разоблачение.
А может быть, кто-нибудь из них просто проболтался? В этом случае дело не так уж безнадежно. Я выясню это позже, когда представится случай поговорить с ними наедине.
И во всем этом деле столько загадочного и непонятного. Что могло означать кольцо в руке у Монти? И если то, что я подняла с ковра, действительно было осколком камня от кольца, то почему этот осколок представляет такой интерес для убийцы?
Вопросов было сколько угодно, и ни на один из них я не могла найти ответа. И на каждом шагу меня подстерегали опасности, о которых я, может быть, даже и не догадывалась. Мне захотелось, чтобы поскорее пришел Кейт, страшно стало оставаться одной. Скоро мне придется пройти процедуру снятия отпечатков пальцев. До этого надо собраться, взять себя в руки. Может быть, работа поможет.
Я нашла на своем столе лист бумаги, на котором вчера вывела смелые слова: «Цвет года — красный». Скоро я поняла, что работа над девизами — не лучший способ успокоиться. «Красный — цвет крови», — сказал Кейт. Но теперь я могла предложить кое-что похлеще. Для меня отныне красный цвет — это напоминание об убийстве. Когда в кабинет вошел Кейт, я спрятала свои записи.
Мой помощник выглядел ужасно. Его и без того несвежая кожа пожелтела, а руки так дрожали, что Кейту с трудом удалось повесить шляпу на крючок,
— Что с тобой? — спросила я.
— Я… я только сейчас узнал, — проговорил он запинаясь. — Я имею в виду мистера Монтгомери. Это чудовищно.
— Соберись, — посоветовала я. — Скоро придется идти в отдел оформления витрин, чтобы с нас сняли отпечатки пальцев.
— Отпечатки пальцев? — пронзительно вскрикнул Кейт. — Но ведь я не имею никакого отношения к этому делу. Ах, мисс Уинн, я хочу остаться в стороне от всего этого.
Он выглядел таким несчастным желторотым птенцом, что я из жалости отвернулась. Не стоит вести мальчика к полицейским, когда он находится в таком состоянии.
— Я пойду первая, — проговорила я через плечо. — Когда очухаешься, последуешь за мной.
Я вышла из кабинета, так и не взглянув на него. Обнаружив, что не вполне твердо стою на ногах, я обрадовалась тому, что вообще осталась жива.
Билл тысячу раз прав, сказав вчера вечером, что мы должны объединить свои усилия и найти убийцу. И не только для того, чтобы спасти невиновного человека от ареста. Чтобы спасти свои жизни. Я подумала о последнем замечании Геринга насчет того, что убийца может вернуться, чтобы закончить работу, и уже дрожала, проходя по безлюдному коридору.
Специалист по отпечаткам пальцев был крайне недоволен тем, что ему пришлось расположиться со своим оборудованием в кабинете Монти. Он считал, что в таких условиях работать нельзя, и охотно делился со всеми своими соображениями на этот счет. Я услышала его жалобы, как только оказалась в отделе оформления витрин. Другой детектив рылся в бумагах Монти, иногда отрываясь от них, чтобы задать тот или иной вопрос Тони Сальвадору.
Я с замиранием сердца ждала, не посмотрит ли кто-нибудь на меня настороженно, не удивится ли тому, что я жива-здорова. Но ничего подозрительного не заметила.
Из кабинета вышла Сондо в своем обычном зерном халате, с желтой лентой, перехватывающей спутанные черные волосы. Она в знак приветствия помахала мне измазанной чернилами рукой и стала разминать затекший большой палец.
— Вот и поработай тут, когда по сцене шныряют толпы полицейских. Я пыталась им объяснить, что магазин — это тот же театр. Пускай случится землетрясение, потоп, разверзнется ад — представление продолжается. Даже убийство не может его прервать. Но на копов мои идеи не произвели никакого впечатления.
Слова Сондо по обыкновению звучали дерзко и вызывающе, но под ее глазами появились темные мешки, на высоких скулах проступили желваки. Ей тоже плохо спалось в эту ночь.
Но, переступив порог кабинета Монти, я о ней забыла.
Эта комната была мне хорошо знакома. За те месяцы, что он здесь проработал, Монти успел наложить на окружавшие вещи отпечаток своей незаурядной личности. Вчера вечером, находясь в кабинете Тони, я не испытывала подобных чувств. Тогда смерть была ужасающей новостью, слишком невероятной, чтобы осознать се смысл. Я не могла связать в уме распростертое на полу тело и того Монти, которого я знала.
Но теперь смерть стала ощутимой реальностью. Здесь, в кабинете, все напоминало о Монти. Вещи, которые он брал в руки, сохраняли тепло его прикосновений. Вот сделанные им беглые наброски оконных витрин. Вот фотографии на стенах; их выбирал Монти. Казалось, в отделе вот-вот раздастся его мелодичный голос, послышатся негромкие, но уверенные шаги. Но на этот голос больше никогда не отзовется эхо, эти шаги никто не услышит.
Вот что превращало его смерть в реальность, А мысль о том, что рука, размозжившая ему череп замахивалась и на меня, делала эту реальность почти невыносимой.
Тут я осознала, что Сондо все еще стоит рядом со мной, не отводя своих черных проницательных глаз от моего лица.
— Заскочи ко мне, когда отделаешься от колов, — шепнула она. — Мы сможем сравнить наши наблюдения. — Сделав это загадочное предложение, Сондо удалилась к себе.
Две девушки из парфюмерного отдела вышли из кабинета, где снимали отпечатки пальцев, и, шепчась, прошмыгнули мимо меня. Я перешагнула порог и увидела, как Елена Фарнхем надавливает пальцами на соответствующие карточки. За ней стоял Оуэн Гарднер; он был явно взбешен, воспринимая происходящее как личное оскорбление.
По дороге к двери Елена сочувственно мне подмигнула и прошептала:
— Я тебя подожду.
Тони, увидев меня, кивнул, затем перевел взгляд на Оуэна.
— Послушайте, — резко проговорил он. — А как насчет Карлы Дрейк? Почему у нее не снимают отпечатков?
Гарднер вытер пальцы и поднял голову.
— Это еще зачем? — возмутился он. — Уж она-то может иметь никакого отношения к делу.
— Кто такая Карла Дрейк? — заинтересовался детектив.
— Манекенщица с моего этажа, — ответил Гарднер. — Не думаю, что за те три месяца, что она у нас работает, Карла вообще разговаривала с Монтгомери; разве что пару раз обмолвилась с ним словечком.
Тони пожал плечами.
— Может, оно и так. Но Карла постоянно ошибается в нашем отделе, у нее какие-то дела с Сондо Норгор.
Детектив кивнул.
— Позвоните на четвертый этаж и попросите ее прийти сюда.
Гарднер неприязненно взглянул на Тони и вышел из кабинета.
Процедура не заняла много времени, но я едва осознавала, что происходит. Слова Тони воскресили в моей памяти тот давний — а ведь это было только вчера! — эпизод, когда я наткнулась на Монти и Карлу коридоре. Если то, что говорит Оуэн, правда, как объяснить интимную сцену, свидетельницей которой я оказалась?
Елена ждала меня у двери, и мы с ней пошли к Сондо. В ее кабинете, как обычно, играл граммофон, но на этот раз звучал не Равель, а Кол Портер. «Станцуем бегуэн». Впрочем, эффект был один и тот же: чувство меланхолии.
Мне стало не по себе от этой музыки.
— Сондо, неужели у тебя не найдется пластинки повеселее?
— А я не расположена веселиться, — огрызнулась она. — Я помню, что Монти умер, даже если вы все об этом забыли.
Я взглянула на нее с удивлением. Это было так не похоже на Сондо — демонстрировать свои чувства.
Она стояла на стремянке с кистью в руке и прикрепляла к стене большой лист плотной бумаги. Сондо работала над задником для одного из красных окон, которые проектировал Тони.
— Цвет года — красный! — насмешливо провозгласила Сондо и нанесла на бумагу жирный мазок алой казеиновой краски.
Кабинет Сондо выглядел таким же неприбранным, как и она сама. Стол завален кусками бумаги, рулонами ткани и холста. На полу валялись разбросанные кнопки, молоток угрожающе балансировал на краю полки. К кульману прикреплен незаконченный набросок, забрызганный чернилами.