— Итак, надо обеспечить существование этих бедных малюток.
— Благодарение Богу, монсеньер, они не знают лишений.
— Да, но, если бы я умер, они бы их узнали.
— Храни нас Небо от подобного несчастья! — в один голос воскликнули супруги.
— Надеюсь, что оно вас охранит, да и меня тоже; но пока что предвидеть надо все. Госпожа Кавуа, я предоставляю вам в половинной доле с господином Мишелем, именуемым Пьером де Бельгардом, именуемым маркизом де Монбрёном, именуемым сеньором де Сукарьером, привилегию на парижские портшезы.
— О монсеньер!
— А теперь, Кавуа, — продолжал Ришелье, — можешь увести свою жену, и пусть она будет тобой довольна, иначе я посажу тебя на неделю под арест в вашей супружеской спальне.
— О монсеньер! — воскликнули супруги, бросившись в ноги кардиналу и целуя ему руки.
Кардинал простер над ними ладони.
— Что за чертовщину вы там бормочете, монсеньер? — спросила г-жа Кавуа, не знавшая латыни.
— Самую прекрасную заповедь из Евангелия, которую, к несчастью, кардиналам запрещено осуществлять; идите.
Затем, слегка подталкиваемые им, они вышли из этого кабинета, где за два часа произошло столько событий.
Когда кардинал остался один, лицо его вновь обрело обычную суровость.
— Ну что ж, — сказал он, — подведем краткие итоги сегодняшнего дня.
И, достав из кармана записную книжку, написал карандашом:
"Граф де Море неделю назад вернулся из Савойи. Любовник г-жи де ла Монтань. Свидание с г-жой Фаржи в гостинице "Крашеная борода ". Он переодет баском, она — каталонкой; по всей вероятности, у него письма к обеим королевам от Карла Эммануила. Убийство Этьенна Латиля за отказ убить графа де Море. Пизани, отвергнутый г-жой де Можирон, ранен Сукарьером; спасся благодаря горбу.
Сукарьер получил привилегию на портшезы и стал главой моей светской полиции в дополнение к дю Трамбле, главе полиции религиозной.
Королева отсутствовала на балете, сославшись на мигрень".
— Ну, что еще? — спрашивал кардинал свою память.
— Ах, да! — вдруг вспомнил он. — Это письмо, похищенное из бумажника королевского медика и проданное его камердинером отцу Жозефу. Посмотрим-ка, что в нем говорится: ведь Россиньоль разгадал шифр.
И он позвал:
— Россиньоль! Россиньоль!
Маленький человек в очках возник на пороге.
— Письмо и шифр! — сказал кардинал.
— Вот они, монсеньер.
Кардинал взял бумаги.
— Хорошо, — сказал он, — до завтра; если я буду доволен вашим переводом, вы получите вознаграждение в сорок пистолей вместо двадцати.
— Надеюсь, что ваше высокопреосвященство будет доволен.
Россиньоль вышел. Кардинал развернул и прочел письмо. Вот что буквально в нем говорилось:
"Если Юпитер будет изгнан с Олимпа, он сможет укрыться на Крите. Ми но с предложит ему гостеприимство с большим удовольствием. Но здоровье Кефала весьма ненадежно: почему бы в случае его смерти не выдать Прокриду за Юпитера? Ходят слухи, что Оракул хочет избавиться от Прокриды, чтобы выдать Венеру за Кефала. Пока пусть Юпитер продолжает ухаживать за Гебой, притворяясь, что из-за этой страсти находится в крайнем разладе с Юноной. Важно, чтобы Оракул, хоть он большой хитрец или, вернее, считает себя таковым, ошибался, думая, что Юпитер влюблен в Гебу.
Ми но с".
— Теперь, — сказал кардинал, окончив чтение, — взглянем на шифр.
Как мы упоминали, шифр был приложен к письму, и читатели могут с ним познакомиться:
| Кефал | король |
| Прокрида | королева |
| Юпитер | Месье |
| Юнона | Мария Медичи |
| Олимп | Лувр |
| Оракул | кардинал |
| Венера | г-жа де Комбале |
| Геба | Мария Гонзага |
| Минос | Карл IV, герцог Лотарингский |
| Крит | Лотарингия |
После замены вымышленных имен настоящими получалась следующая депеша, значения которой, как мы сейчас увидим, Россиньоль ничуть не преувеличил:
"Если Месье будет изгнан из Лувра, он сможет укрыться в Лотарингии. Герцог Карл IV предложит ему гостеприимство с большим удовольствием. Но здоровье короля весьма ненадежно: почему бы в случае его смерти не выдать королеву за Месье? Ходят слухи, что кардинал хочет избавиться от королевы, чтобы выдать г-жу де Комбале за короля. Пока пусть Месье продолжает ухаживать за Марией Гонзага, притворяясь, что из-за этой страсти находится в крайнем разладе с Марией Медичи. Важно, чтобы кардинал\, хоть он большой хитрец или, вернее, считает себя таковым, ошибался, думая, что Месье влюблен в Марию Гонзага".
Ришелье перечитал депешу еще раз и произнес с торжествующей улыбкой:
— Ну вот, теперь я начинаю ясно видеть, как стоят фигуры на шахматной доске!
Часть вторая
I
ПОЛОЖЕНИЕ ЕВРОПЫ В 1628 ГОДУ
Дойдя до этого места нашего повествования, мы думаем, что было бы неплохо, если б читатель, подобно кардиналу де Ришелье, яснее представлял себе положение на шахматной доске.
Нам спустя двести тридцать семь лет будет легче сказать "fiat lux"[7], чем кардиналу. Окруженный тысячью всевозможных интриг, беспрестанными враждебными происками, разделываясь с одним заговором, чтобы тут же наткнуться на другой, он постоянно обнаруживал некую завесу между собой и теми горизонтами, что ему необходимо было видеть; но он умел заставить блуждающие огоньки личных интересов внезапно осветить картину в целом.
Если бы эта книга была из тех, что кладут между кипсеком и альбомом на столе в гостиной, дабы гости могли полюбоваться гравюрами, или из тех, что, доставив развлечение хозяйке будуара, предназначены заставить смеяться или плакать прислугу, мы опустили бы некоторые детали, кажущиеся скучными легкомысленным или торопливым умам. Но поскольку мы хотим, чтобы созданные нами книги — если не при нашей жизни, то хотя бы после смерти — заняли место в книжных шкафах, то просим у читателей позволения начать эту главу с обзора положения Европы — обзора, необходимого в качестве фронтисписа второй части и ретроспективно не совсем бесполезного для понимания первой.
Начиная с последних лет царствования Генриха IV и первых лет правления Ришелье Франция не только заняла место среди великих наций, но и стала точкой притяжения для всех взглядов; находясь уже впереди других европейских королевств по уровню духовного развития, она была накануне того, чтобы занять такое же место в качестве материальной силы.
Опишем вкратце положение остальной Европы.
Начнем с крупнейшего религиозного центра, влияющего одновременно на Австрию, на Испанию и на Францию: начнем с Рима.
Светский властитель Рима и духовный властитель остального католического мира — маленький мрачный старик шестидесяти лет, родом из Флоренции и скупой, как истый флорентиец. Он прежде всего итальянец, прежде всего государь, но в самую первую очередь дядюшка. Он все время думает о том, как приобрести еще кусочек земельных владений для святого престола и дополнительные богатства для своих племянников; трое из них — Франческо и два Антонио — кардиналы; четвертый, Таддео, — генерал папских войск. Чтобы удовлетворить требования этого непотизма, Рим подвергнут разграблению. "То, чего не смогли сделать варвары, — говорит Марфорио Катон, папский цензор, — сделали Барберини". И в самом деле, Маффео Барберини, в понтификате носящий имя Урбан VIII, присоединил к патримониуму святого Петра герцогство, имя которого он носит. При нем Gesu[8] и Propaganda[9], основанная красавцем-племянником Григория XV монсиньором Лудовико, организуют во имя и под знаменем Игнатия Лойолы: иезуиты — всемирную полицию, миссионеры — завоевание мира. Отсюда хлынули армии проповедников, охваченных нежностью к китайцам. В данный момент, стараясь не очень обнаруживать свое личное участие, он пытается сохранить испанцев в их Миланском герцогстве и помешать австрийцам перейти через Альпы. Он побуждает Францию прийти на помощь Мантуе и заставить снять осаду Казаля, но отказывается пожертвовать для этого хоть одним человеком, хоть одним байокко; в свободное время он исправляет церковные гимны и сочиняет анакреонтические стихи. Уже в 1624 году Ришелье понял, что тот собой представляет, увидел за его фигурой ничтожество Рима, который из-за своей трусливой политики уже потерял большую часть религиозного престижа, а ту небольшую политическую силу, какую он имел, заимствовал то у Австрии, то у Испании.