XV. ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОВОРИТСЯ О ТОМ, ЧТО ДУМАЛ Л’АНЖЕЛИ О КОМПЛИМЕНТАХ ГЕРЦОГА САВОЙСКОГО
Король Людовик XIII был в упоении: менее чем за год он вторично заслужил титул победителя и торжественно въехал в город, покоренный силой оружия.
Таким образом, все, что обещал его величеству кардинал, сбылось: Ришелье предрекал, что 7 марта король проведет ночь в Сузе — так оно и случилось. Однако кардинал, осведомленный обо всем на свете и более дальновидный, чем король, не был настолько же спокойным, как тот.
Ришелье знал, что в ходе сражения были исчерпаны все боевые запасы французской армии; Людовик XIII тоже об этом знал, но на радостях после удачного дня забыл.
Кардиналу было известно и то, о чем король не подозревал: у армии было достаточно провианта, но плохая погода и скверные дороги не позволили его доставить.
Ришелье знал также, что Казаль осаждают испанцы, и понимал, что если герцог Савойский станет упорно продолжать военные действия, удерживавшие французов в восьми-десяти днях пути от окруженного города, что было нетрудно, учитывая нашу нужду в боеприпасах, то Казаль, доведенный до крайности, невзирая на героизм Гюрона, командовавшего местным гарнизоном, а также на самоотверженное поведение его жителей, присоединившихся к солдатам для защиты города, будет вынужден открыть свои ворота испанцам. Действительно, последние известия, полученные из Казаля, подтверждали, что его обитатели, уже истребившие всех лошадей, собак и кошек, принялись охотиться на тех гнусных животных, которых человек способен есть, лишь когда он умирает с голода.
Поэтому в тот же вечер Ришелье созвал своих маршалов, генералов и старших офицеров, а затем подошел к королю и осведомился, не помешает ли его величеству усталость ненадолго задержаться после совета.
Король, казавшийся почти столь же веселым, как в тот день, когда по его приказу убили маршала д’Анкра, ответил:
— Поскольку всякий раз, когда ваше высокопреосвященство хочет поговорить со мной, речь идет о благе государства и славе моей короны, я готов и всегда буду готов предоставить вам аудиенцию.
Когда совет подошел к концу, король, осыпанный всевозможными похвалами, подошел к кардиналу.
— Ну вот, ваше высокопреосвященство, теперь мы одни, — произнес он, усаживаясь и указывая кардиналу на стул.
Ришелье занял место рядом с королем по велению его величества.
— Говорите, я вас слушаю, — сказал Людовик XIII.
— Государь, — начал кардинал, — я полагаю, что ваше величество получило сегодня полное удовлетворение за нанесенное оскорбление и надеюсь, что стремление к тщетной славе не вынудит вас продолжать войну, которая немедленно может завершиться почетным миром.
— Дорогой кардинал, — произнес король, — по правде сказать, я вас совсем не узнаю: вы жаждали войны, вопреки всеобщему мнению, и вот, стоило нам выступить в поход, как вы предлагаете заключить мир.
— Не все ли вам равно, государь, раньше или позже мы закончим воевать, если мирный договор принесет нам все те же преимущества, на которые мы рассчитываем?
— Но что станет говорить о нас Европа, если, ограничившись угрозами, пошумев, мы остановимся после одного лишь сражения?
— Европа скажет, государь, и это будет сущей правдой, что данное сражение было настолько блистательным, что смогло решить судьбу всей кампании, принеся нам окончательную победу.
— Да, но заключить мир можно лишь в том случае, если нас об этом попросят.
— Победителю подобает первому выступить с таким предложением.
— Как, господин кардинал, вы не станете ждать, когда нас об этом попросят?
— Государь, у вас есть столь благовидный предлог для того, чтобы сделать первый шаг…
— Что за предлог?
— Скажите, что это дань уважения вашей сестре, принцессе Кристине.
— В самом деле, — согласился король, — я все время забываю о своей родне… Правда, добавил он с горечью, — моя родня постоянно старается мне о себе напомнить. Стало быть, вы полагаете?..
— Я полагаю, ваше величество, что война — это жестокая неизбежность, и как служитель Церкви, которая ненавидит кровь, считаю своим долгом способствовать тому, чтобы на земле проливалось как можно меньше крови. Итак, государь, после такого славного дня все в вашей власти. Бог воинств может превратиться в Бога милосердия и великодушия.
— Каким образом вы изложите это предложение его величеству королю Сурков? — спросил Людовик XIII, вспомнив титул, который употреблял Генрих IV после завоевания Бреса, Бюже, Вальроме и Жекского графства.
— Очень просто, государь. Я напишу герцогу Савойскому от имени вашего величества, что вы предоставляете ему право выбора между войной и миром; если он предпочтет войну, мы продолжим с ним сражаться и побеждать, как сегодня, подобно тому как это делал в прошлом ваш августейший отец; если же, напротив, он выберет мир, мы будем вести с ним переговоры на тех же основаниях, что и до победы.
Таким образом, герцогу придется пропустить французские войска через свои владения, обеспечив их остановки, а также всячески оказывать помощь Казалю, снабжая осажденных продовольствием и боеприпасами, которые король оплатит по ценам трех последних торгов; кроме того, герцог Савойский должен и впредь предоставлять нашей армии и военной технике проход через любую часть своей территории для защиты Монферрата в том случае, если Монферрат подвергнется нападению или у нас появится повод для беспокойства за его безопасность; наконец, дабы мы были уверены в исполнении двух последних пунктов, герцог Савойский обязан передать Сузскую цитадель и Желасскую крепость в распоряжение вашего величества, выделив для их охраны гарнизон швейцарцев во главе с офицером, который будет назначен вами, государь.
— Однако, — заметил король, — он савояр и, конечно, попросит что-нибудь взамен.
— Если вам угодно, государь, мы пойдем ему навстречу и предложим, чтобы герцог Мантуанский уступил савойскому дому в качестве возмещения за право владения Монферратом город Трино, приносящий доход в пятнадцать тысяч золотых экю.
— Мы уже предлагали это герцогу, но он отказался.
— Тогда мы не находились в Сузе, как сейчас…
— Только благодаря вам, и я никогда этого не забуду.
— Государь, следует всегда помнить не о моей беззаветной преданности вашему величеству, а о мужестве отважных солдат, которые сражались на наших глазах, и о доблести офицеров, которые вели их в бой.
— Если, на беду, я забуду об этом, ваше высокопреосвященство мне напомнит.
— Следовательно, мое предложение принято?
— Да, но кого же мы пошлем к герцогу?
— Не кажется ли вашему величеству, что маршал де Бассомпьер как никто другой подходит для такой роли?
— Превосходно.
— Что ж, государь, он уедет завтра утром и представит на рассмотрение герцога общий проект договора; что касается секретных статей…
— Значит, там будут и секретные статьи?!
— Ни один договор не может обойтись без секретных статей; я рассмотрю их вместе с герцогом и его сыном.
— В таком случае все решено!
— Да, ваше величество; поверьте, что не пройдет и трех дней, как сюда пожалуют ваш зять принц или ваш дядя герцог.
— Это так, — заметил король, — ведь они тоже принадлежат к нашей семье, однако их заслуга состоит в том, что, в отличие от прочих моих родственников, они ведут со мной войну открыто. Спокойной ночи, господин кардинал, вы, наверное, тоже устали и нуждаетесь в отдыхе.
Действительно, три дня спустя, как и предсказывал кардинал, Виктор Амедей прибыл в Сузу и провел переговоры с Ришелье; кардинал добился от него согласия на все условия, которые он обсудил с королем.
Секретные статьи также были согласованы.
Герцог Савойский обязался в течение четырех дней доставить в Казаль тысячу обозов с зерном и пятьсот — с вином.
Кроме того, было решено, что, в том случае если эти обязательства будут выполнены, войска французского короля не станут продвигаться дальше Брунолунги — небольшого населенного пункта, расположенного между Сузой и Турином; как говорилось в договоре, его величество соблаговолил согласиться на это по просьбе государя Пьемонта, чтобы дать испанцам время снять осаду Казаля.