— Это вы Этьенн Латиль, что служил когда-то у господина д’Эпернона, а потом был капитаном во Фландрии?
Посетитель, в эту минуту подносивший ко рту кувшин с вином, не повернул головы, а лишь скосил глаз на спрашивавшего. Тон, каким был задан вопрос, задел, по-видимому, его щепетильность, и он ответил:
— Ну, а если бы меня действительно звали этим именем, с какой стати это может вас интересовать?
И продолжил прерванный на мгновение путь кувшина к своим губам.
Человек в плаще дал ему время приложиться к кувшину самым нежным и долгим поцелуем, а когда почти пустой кувшин был поставлен на стол, сказал, заметно изменив тон:
— Имею честь спросить вас, не вы ли шевалье Этьенн Латиль?
— А вот это уже лучше, — одобрительно кивнув, заметил тот, к кому был обращен вопрос.
— В таком случае не будете ли вы любезны ответить?
— Именно так, сударь мой: я и есть Этьенн Латиль собственной персоной; что вам угодно от этого бедняги Этьенна?
— Я хочу предложить ему выгодное дело.
— Вот как, выгодное дело!
— Более чем выгодное; превосходное.
— Прошу прощения, — прервал его человек, только что признавшийся, что имя Этьенн Латиль действительно принадлежит ему, — но прежде чем продолжить беседу, позвольте моей щепетильности взять пример с вашей: с кем я имею честь разговаривать?
— Вам нет нужды знать мое имя, коль скоро мои слова звучат приятно для вашего уха.
— Вы ошибаетесь, сударь мой, считая, что мне достаточно такой музыки. Я младший в семье, это правда, но я дворянин, и те, кто вас направил ко мне, должны были вам сказать, что я не работаю ни для простого люда, ни для захудалых буржуа, так что если вы чего-то не поделили с каким-нибудь кумом-ремесленником или с каким-нибудь соседом-лавочником, то можете отколотить друг друга палками — мне это совершенно безразлично. Я не вмешиваюсь в подобные распри.
— Я не могу и не хочу называть вам мое имя, метр Латиль, но я не вижу препятствий к тому, чтобы вы узнали мой титул. Вот кольцо, которое служит мне печатью, и, если вы хоть сколько-нибудь разбираетесь в гербах, оно разъяснит вам, какое положение занимаю я в обществе.
И, сняв с пальца кольцо, он протянул его наемному убийце. Тот поднес его к окну, чтобы разглядеть в угасающем свете дня.
— Ого, — сказал он, — резной оникс, а такую резьбу делают только во Флоренции. Вы итальянец и маркиз, сударь мой; нам известно, что означают виноградный лист и три жемчужины; они из самых крупных, а это тоже неплохо; сам камень, без оправы, стоит сорок пистолей.
— Этого вам достаточно и теперь мы можем поговорить? — спросил человек в плаще, беря назад кольцо и надевая его на белую, тонкую, удлиненной формы руку, которую он высунул из-под плаща, чтобы поспешно надеть на нее перчатку (другая его рука так и оставалась в перчатке).
— Да, мне этого достаточно, вы представили необходимые доказательства, господин маркиз; но прежде всего в качестве задатка сделки, что мы собираемся заключить, было бы весьма галантно с вашей стороны — хоть я вовсе не ставлю это условием — оплатить десять или двенадцать кувшинов вина, за которые я должен в этом кабачке. Я человек порядка и, если бы со мной произошел несчастный случай во время одной из моих экспедиций, был бы безутешен, оставляя после себя долг, сколь бы малым он ни был.
— Не беспокойтесь об этом.
— И было бы верхом вашей любезности, — продолжал завсегдатай, — если бы вы приказали заменить стоящие передо мной два пустых кувшина на полные, чтобы нам было чем прополоскать горло, поскольку я обычно говорю сухо и нахожу, что недостаточно смоченные слова царапают рот, из которого они выходят.
— Метр Солей! — крикнул незнакомец, слегка высунувшись из своего плаща.
Метр Солей появился мгновенно, словно стоял за дверью, готовый выполнить любое приказание.
— Счет этого дворянина и два кувшина лучшего вина.
Хозяин «Крашеной бороды» исчез так же быстро, как делает это в наши дни с помощью английского люка клоун в Олимпийском цирке, и почти тотчас же вернулся с двумя кувшинами вина: один он поставил возле незнакомца, другой — перед Этьенном Латилем.
— Вот, прошу вас, — сказал он, — а что касается счета, он составляет один пистоль пять су два денье.
— Возьми этот луидор в два с половиной пистоля, — сказал незнакомец, бросая монету на стол, и, видя, что трактирщик полез в карман за деньгами, добавил: — Сдачи не надо; разницу ты запишешь в кредит этого господина.