Этот мсье Превай носил монокль. Он был завсегдатаем бегов и сам владел несколькими лошадьми, на которых принимал участие в заездах либо сдавал внаем.
Следствие продвигалось так быстро, и результаты так точно соответствовали предсказаниям Люпэна, что Ганимар, слушая рапорт агента, был потрясен. Он еще раз смог убедиться в необычайной широте возможностей, которыми располагал Люпэн. Ни разу еще, на всем протяжении своей долгой жизни, он не встречался с такой проницательностью, с таким острым и быстрым умом. Он проследовал к господину Дюдуа.
— Все готово, шеф. У вас есть ордер?
— Что-что?
— Я говорю: все готово для ареста, шеф.
— Вы уже знаете, кто убийца Женни Сапфир?
— Да.
— Но как вы узнали? Расскажите! Ганимар испытал некоторые угрызения совести, немного покраснел, но все-таки ответил:
— Помогла случайность, шеф. Убийца бросил в Сену все, что могло его изобличить. Часть брошенного была подобрана и доставлена мне.
— Но кем?
— Неким лодочником, который не пожелал сообщить своего имени, опасаясь мести. Но все необходимые приметы оказались в моих руках. Дело было легким.
И инспектор рассказал о своих дальнейших действиях.
— И вы называете все это случайностью! — воскликнул мсье Дюнуа. — Утверждаете, что дело было легким! Да ведь это одно из ваших лучших предприятий! Ведите его до конца сами, дорогой Ганимар, и будьте осторожны.
Ганимар спешил. Он отправился на набережную Августинцев со своими помощниками, которых расставил вокруг дома. Консьержка при этом сообщила, что жилец столовался в городе, но после ужина регулярно заходил к себе.
И действительно, незадолго до девяти вечера, высунувшись из окна, она предупредила Ганимара, который издал легкий свист. Господин в цилиндре, в меховой шубе, следовал по тротуару, проложенному вдоль самого берега. Он пересек мостовую и направился к дому.
Ганимар двинулся навстречу.
— Вы — мсье Превай?
— Да, а вы кто такой?
— У меня к вам поручение…
Он не успел окончить фразу. При виде людей, которые появились из полумрака, Превай живо отступил к стене; держась лицом к неожиданным противникам, он прислонился спиной к лавке, расположенной на первом этаже, шторы которой были опущены.
— Назад! — крикнул он. — Я вас не знаю!
Правой рукой он размахивал тяжелой тростью, тогда как левая, заложенная за спину, казалось, пыталась открыть дверь.
Ганимар подумал, что тот мог убежать по какому-нибудь потайному ходу.
— Бросьте шутки, — сказал он, подходя, — вы попались… Сдавайтесь…
Но в то мгновение, когда он схватил трость преступника, Ганимару вспомнилось предупреждение Люпэна. Превай был левшой. Так что левой рукой он как раз доставал револьвер.
Инспектор живо нагнулся, заметив движение противника. Раздались два выстрела. Никто, однако, не пострадал.
Мгновение спустя Превай получил удар рукоятью револьвера по подбородку и был сбит с ног. В девять часов он был водворен в камеру.
Ганимар в это время пользовался уже немалой известностью. Последнее задержание, выполненное с такой быстротой и простыми средствами, о чем полиция постаралась пошире раструбить, доставило ему внезапную славу. На Превай навалили все преступления, остававшиеся до тех пор безнаказанными и газеты вознесли до небес подвиги Ганимара.
Следствие в самом начале продвигалось энергичено. Было установлено, что Превай — настоящее имя Тома Дерок — уже имел дело с правосудием. Сделанный у него обыск хотя и не доставил новых доказательств, привел к обнаружению связки бечевок, подобных той, которой был перевязан пакет, и кинжалов, которые могли причинить такие же раны, как те, которые были нанесены жертве.
Но на восьмой день все переменилось. Превай, до тех пот отказывавшийся отвечать, теперь, в присутствии своего адвоката, представил алиби: в вечер преступления он был в Фоли-Бержер.
— Заранее подготовленное алиби, — возразил следователь.
— Докажите, — отвечал Превай.
Состоялись очные ставки. Барышне из кондитерской показалось, будто она узнает господина с моноклем. Консьержке с улицы Берни показалось, что она узнает господина, который посещал Женни Сапфир. Но никто не решался на большее.
И следствие не располагало ничем очевидным, той прочной почвой, на которой можно было бы построить серьезное обвинение.
Следователь пригласил Ганимара и рассказ ал ему о своих затруднениях.
— Я не могу более настаивать, мне не хватает улик.
— Но ведь у вас есть убеждение, господин следователь! Дал бы себя Превай задержать без сопротивления, не будь он виновен?
— Он утверждает, что принял это за разбой. Точно так же он твердит, что никогда не видел Женни Сапфир, и действительно, мы не находим никого, кто мог бы его поймать на лжи. Далее, допуская, что сапфир был им украден, мы не смогли найти этот камень у него.
— Но он не обнаружен и в другом месте, — заметил Ганимар.
— Пусть так, но это не доказательство против него. Знаете ли, что нам требуется, мсье Ганимар, причем — поскорее? Вторая часть красного шарфа.
— Вторая часть?
— Да, так как очевидно, что, если убийца ее забрал, на ней должны быть отпечатки его окровавленных пальцев.
Ганимар не отвечал. В течение многих дней он уже чувствовал, что дело обретет такой оборот. Никакое другое доказательство не стоило этого. При наличии же шелкового шарфа, и только в этом случае, виновность подозреваемого становилась неопровержимой. А положение, в котором оказался Ганимар, требовало, чтобы эта виновность была доказана. Ответственный за арест, прославленный им, объявленный самым грозным противником злоумышленников, он стал бы предметом всеобщих насмешек, если бы тот был отпущен.
К несчастью, единственное и неопровержимое доказательство было в руках Люпэна. Как мог он его заполучить?