Мерит также поведала мне и свою собственную историю. Хотя она родилась в Фивах, среди предков ее матери были выходцы с далекого юга, так что кожа повитухи была темной, как у жителей Нубии. Но в отличие от Билхи, которую я часто вспоминала, глядя на Мерит, она была высокой и величественной.
- Не сделайся я в свое время повитухой, - сказала она мне как-то раз, - вполне могла бы стать танцовщицей, и меня приглашали бы на праздники в богатые дома и даже в царский дворец. Но жизнь проходит слишком быстро, - добавила она с притворным вздохом. - Теперь я слишком толстая, чтобы танцевать для принцев. - После чего хлопнула ладонью по своей тощей руке и засмеялась так заразительно, что я тоже не смогла удержаться от улыбки. Мерит кого угодно могла рассмешить. Даже роженицы забывали о муках, улыбаясь ее шуткам. Пока Ре-мосе был маленьким, он называл Мерит «другом Ма» - это было еще до того, как я поняла, что она действительно мой друг и послана мне небесами.
Я знала о Мерит всё, что только было возможно, поскольку она очень любила поговорить. Ее мать была поварихой, а отец - пекарем и певцом. Да и матери тоже часто приходилось развлекать гостей на праздниках у хозяина. Ее глубокий низкий голос нравился слушателям.
- Не будь мама обнажена по пояс, никто бы не поверил, что он принадлежит женщине, - уверяла Мерит.
Но мать умерла, когда ее дочь была совсем еще ребенком, и Мерит сызмальства пришлось прислуживать господам. Она носила воду для Руддедит, происходившей из страны Он, где жрецы были, по слухам, настоящими колдунами и целителями. Когда Мерит подросла, госпожа вызвала ее к себе и, оценив живой ум девочки, отправила ту учиться у местной пожилой повитухи, женщины с необычайно длинными пальцами, которая помогла очень многим матерям и младенцам.
Повзрослев, Мерит, как в свое время и ее мать, вышла замуж за пекаря. Он был хорошим человеком и к жене относился по-доброму. Но Мерит оказалась бесплодной, и ничто не могло оживить ее чрево. В конце концов, супруги взяли на воспитание двух мальчиков, чьи родители умерли от речной лихорадки. Теперь приемные сыновья выросли и сами пекли хлеб.
Они работали в особом поселении для строителей гробниц на западном берегу Великой реки.
Муж Мерит умер, и она редко видела сыновей, однако часто говорила о своих детях, всячески их нахваливая. Помню, однажды повитуха торжественно заявила:
- У моих мальчиков самые красивые зубы, которые я только видела. - Полагаю, этим Мерит особенно гордилась, потому что ее собственный рот был почти беззубым и она все время жевала майоран, чтобы облегчить боль.
Первые годы Мерит не слишком много рассказывала о своей жизни в надежде, что так ей удастся больше выведать о моем прошлом. Наконец она прекратила расспросы, но по-прежнему упорно приглашала меня на роды местных женщин. Она приходила в дом Нахт-ре и просила Эрию или Ре-нефер разрешить мне сопровождать ее. Те спрашивали меня, не хочу ли я помочь Мерит, но я всегда отказывалась. Я не хотела расставаться с Ре-мосе, и у меня не было желания увидеть мир. С самого приезда я не выходила за пределы владений Нахт-ре. Месяцы сменялись годами, и я уже стала бояться покидать дом, опасаясь, что наверняка растеряюсь или, что еще хуже, каким-то образом выдам себя. Мне казалось, что кто-нибудь непременно узнает о преступлении, совершенном моими родными, прочитает правду по моему лицу, и я стану отверженной. Мой сын узнает страшную историю о своей матери и ее братьях, своих дядьях. После этого он не сможет уже спокойно жить в доме бабушки и ее брата и проклянет меня.
Я стыдилась этих тайных страхов, они лишали меня возможности применить знания и навыки, полученные от Рахили и Инны, и в результате память о них постепенно стиралась. Я чувствовала, что сама загнала себя в ловушку, однако выхода не видела.
Но Мерит не сдавалась. Иногда, если роды были трудными, она приходила ко мне, в то укромное место под навесом в саду, которое я для себя выбрала, и даже будила посреди ночи, чтобы рассказать, как всё прошло, и спросить, что можно было сделать лучше.