Слушая меня, собеседница кивала, вздыхала, в какой-то момент взяла меня за руку. Когда я наконец успокоилась, она сказала:
- Ты не мертва! - В голосе ее была печаль. - Ты не такая, как я. Твое горе сияет из глубины сердца. Пламя любви сильнее. Твоя история еще не закончена, Дина, - сказала она. Давненько уже никто не называл меня так: в Египте я была для всех Деннер, чужеземной повитухой, а не Диной, единственной и любимой дочерью четырех матерей.
Веренро погладила меня по голове, лежавшей у нее на плече, а комната тем временем заполнялась утренним светом. Я заснула, а когда проснулась, ее уже не было.
Через неделю Ре-мосе отправился в страну Куш вместе с Каром, прибывшим в Фивы из Мемфиса. Перед отъездом сын привел почтенного учителя в сад, чтобы представить нас друг другу, но тот лишь едва кивнул низкорожденной матери своего любимого ученика. После того как они ушли, я с сожалением подумала, сумеет ли этот старик пережить столь длинное путешествие.
Глава третья
Бенья доставил шкатулку, как и обещал, однако увидеться мы не смогли. Когда плотник пришел к воротам сада, ему довольно нелюбезно ответили, что Деннер сейчас сидит в большом зале с сыном и ее нельзя тревожить по пустякам. Шкатулку поставили в угол кухни, и я не видела ее, пока Ре-мосе не покинул Фивы и жизнь в доме не вернулась в привычный ритм.
Когда повариха передавала мне шкатулку, ее просто распирало от любопытства. Откуда вдруг у меня появилась столь красивая вещица? И кто был тот человек, который так настаивал на встрече со мной? Я ничего не рассказала о Бенье и о шкатулке обитателям дома в надежде, что сплетни стихнут сами собой, а плотник поймет, что между нами ничего быть не может. Хотя тогда, на рынке, меня тронули его слова и взволновало его прикосновение, я не представляла, что смогу вновь выйти замуж. Несмотря на слова Веренро, я была уверена, что Ре-мосе - заключительная глава моей истории.
Мерит пришла в ярость, услышав, что я отказалась от встречи с Беньей.
- Упустить такого мужчину! Такого красивого, умелого и доброго! - Сгоряча она даже пригрозила, что никогда больше не станет со мной разговаривать, но мы обе знали, что это пустые слова. Я была для Мерит как дочь, и она не собиралась разрывать наши отношения.
Однако шкатулка Беньи служила своего рода молчаливым упреком. Уж очень она выделялась среди остальных моих вещей. Она была слишком роскошной и элегантной для простой чужеземной повитухи, с которой никто в доме не считался. Эта вещь досталась мне совершенно случайно, лишь потому, что одинокий плотник пожалел одинокую вдову и почувствовал, что я в тот момент потянулась к нему.
Я наполнила шкатулку подарками от рожениц, а потом прикрыла ее вызывающую красоту старым ковриком из папируса, чтобы она не напоминала мне ежедневно про Бенью; я убрала воспоминание о той встрече на рынке в самый дальний угол своего сердца, присоединив его к другим мечтам, которые давно умерли.
Недели плавно перетекали в месяцы, время измерялось чередой рождений, по большей части благополучных. Я выяснила, что отвар марены, растущей в нашем саду, способен облегчить страдания женщин, и теперь нас с Мерит стали звать и к дальним соседям тоже. Однажды за нами даже прислали лодку, чтобы отвезти в город Он, где умирала в родах любимая наложница жреца. Мы увидели девушку, слишком молодую, чтобы стать матерью, кричавшую от ужаса, одну в комнате, лишенную помощи других женщин. Увы, вскоре после нашего прибытия пришлось навсегда закрыть ей глаза; я попыталась извлечь из чрева несчастной ее дочь, но та тоже была мертва.
Мерит пошла поговорить с отцом, который не желал ничего слушать и принялся проклинать нас обеих, обвиняя в том, что мы якобы убили его женщину и ребенка. Он ворвался в комнату, прежде чем я успела накрыть бедную мать покрывалом.
- Чужеземка разрезала несчастную ножом? - в ярости вскричал он. - Да какое она имеет право творить такое! Это не женщина, но демон, посланный с Востока, чтобы уничтожить царство Великой реки!
Жрец бросился на меня с кулаками, но Мерит остановила его и с неожиданной силой прижала буяна к стене, попытавшись объяснить, что я разрезала мать уже после смерти, в надежде спасти ребенка.
Но я не видела причин оправдываться. Я посмотрела ему в глаза и увидела злобную и мелочную душонку. Меня переполнили ярость и жалость к молодой женщине, почти девочке, лежавшей у моих ног.