Ревекка уверяла Иакова, что отцовское благословение по праву принадлежит ему, а не Исаву, иначе зачем бы Инанна создала его более совершенным, чем брата. А кроме того, в ее семье именно мать выбирала наследника. Сам Исаак тоже родился вторым. Решай все Аврам, вполне возможно, что патриархом стал бы его первенец Измаил, но Сара заявила о своем праве и старшим официально был назван Исаак. И мать, согласно древнему обычаю, отправила его искать невесту в ее собственной семье.
Однако Иаков любил Исава, и ему была отвратительна сама мысль о том, чтобы причинить брату какой-либо ущерб. Юноша боялся, что бог его отца Исаака и деда Аврама покарает его за следование путями матери. Его преследовали ночные кошмары, заставлявшие просыпаться в ужасе от гибельных видений.
Рахиль гладила жениха по щеке и уверяла, что страхи его безосновательны.
- Я говорила ему, что не последуй он путями матери, никогда бы не встретил меня, а бог Исаака любил Ревекку, так что наверняка будет снисходителен к любви Иакова к Рахили. Это поднимало его дух. Он говорил, что я, словно рассвет, приношу мир его сердцу. До чего же красиво он говорил!
А пока Иаков произносил красивые слова, обращенные к Рахили, Лия безмолвно страдала. Она похудела, перестала следить за волосами, не исполняла свои обязанности. Правда, хозяйство было давно налажено, запасов хватало, у каждого имелась своя работа. Было кому прясть и кому следить за садом, урожай выгодно продавали, новые светильники для поселения покупали вовремя.
Иаков не был слеп. Он видел, что вся семья держится на Лии, понимал, что без старшей дочери Лаван бы просто пропал. От самого старика толку было мало: он лишь пожимал плечами, когда Иаков спрашивал его, можно ли доверять чернобородому торговцу из Алеппо или каких мальчишек лучше нанять на подмогу. Лия была единственной, кто знал, что делать со стадом, какие овцы принесли ягнят в прошлом году, какие козлята родились от черного племенного козла, а какие - от пестрого. Рахиль тоже ухаживала за животными, но не отличала одну овцу от другой, зато Лия помнила все, что видела сама и что сообщила ей Билха. Иаков относился к Лии с тем же почтением, что и к Аде, - в конце концов, они были старшими женщинами в семье. Но он обращался к ней гораздо чаще, чем того требовали дела, - по крайней мере, так считала Зелфа.
У Иакова каждый день находились вопросы к старшей дочери Лавана. Где следует пасти молодняк весной? Нет ли у нее лишнего меда, чтобы выменять приглянувшуюся ему овцу? Как лучше распорядиться урожаем ячменя? А еще он всегда готов был пить чудесное пиво, которое она варила по рецепту своей матери (Ада выведала его у проезжего торговца-египтянина).
Лия отвечала на вопросы Иакова и наливала ему пиво, но отводила при этом глаза и низко склоняла голову. Ей было больно взглянуть на юношу. И все же каждое утро, едва пробудившись, старшая сестра думала о нем. Придет ли он сегодня с новыми вопросами? Заметит ли, как дрожит ее рука, пока она наполняет его чашу?
Зелфа находила все это невыносимым.
- Иаков напоминал мне козла в период гона, - говорила она. - Правда, разговаривал он с Лией вежливо и сдержанно.
А та на него лишний раз взглянуть боялась, только дрожала, как собака во время течки.
Лия отчаянно пыталась держать себя в руках, а Рахиль, погруженной в мечты о свадьбе, было не до старшей сестры. Однако Зелфа замечала страсть, даже если ее скрывали. Для нее весь мир вокруг внезапно стал влажным и жарким от желания.
По ночам Лия ворочалась с боку на бок, а Зелфа наблюдала, как, отправившись в поля, Иаков прислонялся к дереву и запускал руки под одежду, тайком удовлетворяя себя, а потом с облегчением опускался на землю. За месяц до свадьбы Иакову перестали сниться кошмары о сражениях, родителях, брате. Вместо этого ему являлись во сне сестры, все четыре по очереди. Он пил воду из колодца, и внезапно голова его оказывалась лежащей на коленях Рахили. Он поднимал валун и находил под ним обнаженную Лию. Он бежал от преследовавших его чудовищ и, изможденный, падал в объятия Билхи, которая в его снах неизменно оказывалась взрослой женщиной. Он спасал Зелфу, длинные волосы которой запутались в колючих ветвях акации. Каждое утро он просыпался весь в поту, возбужденный. Приходилось сворачивать одеяло в жгут, обхватывать его ногами и извиваться, чтобы освободиться от напряжения и встать, имея пристойный вид.