Вся наша шерсть была спрядена в нити, а ткацкие станки не распаковывали, так что мои руки изнывали без дела. Никто не посылал меня за водой или за шерстью, не было тут и огорода, бесконечно требующего прополки. Детство мое подходило к концу, и никогда прежде - да и потом тоже - я не была такой свободной.
Мы с Иосифом исследовали реку. Мы бродили по ее берегам и наблюдали за крошечными рыбками, роившимися в мелких заводях. Мы охотились на лягушек, ярко-зеленых, в отличие от тех сероватых, что попадались в нашей родной долине. Я собирала дикие травы, а Иосиф ловил кузнечиков, которых мы ели с медом. Мы окунали ноги в прохладную быструю реку и плескались, пока одежда наша не промокала. А после этого ждали, когда она высохнет на солнце, обретя запах ветра и вод Яббока.
Как-то раз мы отправились вверх по течению и обнаружили нерукотворный мост - череду плоских камней, по которым можно было без труда перейти на другой берег. Некому было запретить нам это, и мы вскоре обнаружили то самое место, где был ранен наш отец. Мы догадались об этом по прогалине, окруженной восемнадцатью деревьями, по вытоптанной траве и поломанным ветвям кустов. Нашли мы и выжженное место на земле, где горел большой огонь.
Волосы у меня на шее встали дыбом, и Иосиф взял мою руку, его ладонь тоже вспотела от страха. Оглядевшись, мы не услышали ничего: ни пения птиц, ни шепота листьев на ветру. У обугленной полянки не было запаха, и даже солнечный свет казался здесь приглушенным, а воздух - мертвым, как Рути, когда она лежала в вади. Я хотела уйти, но не могла даже пошевелиться. Иосиф позже признался, что он тоже хотел убежать, но его ноги точно вросли в землю. Мы подняли глаза к небу, ожидая возвращения грозных ангелов, но небеса остались пусты. Мы застыли неподвижно, словно камни, ожидая неизвестно чего.
И туг раздался треск деревьев - оглушительный, словно гром. Мы оба вскрикнули, точнее, попытались вскрикнуть, но из наших открытых ртов не вылетело никаких звуков, и увидели, как из зарослей на прогалину выбежал черный кабан.
Он мчался прямо на нас по вытоптанной траве. Мы снова закричали, на этот раз тихо, но все же по-настоящему, и нам показалось, что копыта зверя, надвигавшегося на нас со скоростью газели, не издавали никакого шума. Я подумала, что сейчас мы оба умрем, и мои глаза наполнились слезами от жалости к нашим матерям, мне почудилось, что позади раздается плач Лии.
Я повернулась, чтобы найти ее; там никого не оказалось, но заклятие было разрушено, мои ноги обрели свободу, и я побежала к реке, потянув за собой брата.
«Может, ангелы на нашей стороне», - подумала я, добежав до камней через реку.
На первом же из них Иосиф оступился; нога его соскользнула, и он разодрал ее до крови. Теперь уже он в полную силу закричал от боли. Этот крик, казалось, остановил кабана на полпути, и животное вдруг упало, словно пораженное копьем. Иосиф мгновенно оправился и догнал меня на берегу, и мы обнялись, дрожа от волнения и восторга, под журчание воды, шелест листьев и испуганный стук собственных сердец.
- Что это было за место? - спросил брат, но я лишь покачала головой.
Мы снова взглянули на кабана, на прогалину среди деревьев, но зверь исчез, и теперь глазам нашим предстала самая обычная и даже красивая картина: птицы с щебетом перелетали с ветки на ветку, а деревья чуть трепетали на ветру. Я вздрогнула, и Иосиф сжал мою руку. Мы поклялись хранить наше приключение в тайне.
Но с тех пор брат мой уже никогда не был прежним. С того самого дня он мечтал том, чтобы обрести силу снов, которой обладал наш отец Иаков. Сначала он одной только мне рассказывал о чудесных встречах с ангелами и демонами, о танцующих звездах и говорящих животных. Но вскоре его сны стали слишком значительными, чтобы ограничиваться лишь моими ушами, - Иосифу был нужен большой мир.
Глава четвертая
Мы с Иосифом возвращались в лагерь, опасаясь, что наше отсутствие заметили и теперь начнутся расспросы, что да как: было бы очень непросто утаить случившееся от наших наблюдательных матерей. Но никто не видел, как мы вернулись. Все глаза были обращены к незнакомцу, стоявшему перед Иаковом. Он говорил с южным акцентом, торопливо, как принято в тех краях, и первые слова, которые я услышала из его уст, были «мой отец». Я потихоньку обошла окружившую пришельца толпу, чтобы заглянуть ему в лицо, и сразу решила, что он является нашим родственником.