Ио как раз в тот момент, когда я уже стала опасаться, что выдам себя матерям потоками слез, пришло спасение. Сам царь послал за мной. Хамор ни в чем не мог отказать своей молодой наложнице, и, когда Ашнан попросила, чтобы добрая дочь Иакова пришла поддержать и развлечь ее, к нашим шатрам поспешил посланник.
С ним даже прибыл царский раб, чтобы заменить меня на сборе урожая. Маму поразила такая предусмотрительность.
- Отпусти Дину, - сказала она моему отцу.
Иаков не возражал и поручил Левию доставить меня к дверям женских покоев во дворце Хамора.
Помахав на прощание матерям, я увидела, как Билха и Рахиль смотрят мне вслед. Не то моя поспешность, не то явная радость, которую я выказала, узнав о приглашении во дворец, заставили их насторожиться и что-то заподозрить, но к тому времени расспрашивать было уже поздно. Поэтому они лишь помахали мне, когда я спускалась в долину, но я чувствовала на себе их вопросительные взгляды.
Ястреб летел над нами высоко в небе всё то время, что мы двигались по долине. Левий сказал, что это хороший знак, однако посланник Хамора суеверно плевал на землю каждый раз, когда тень птицы падала у нас на пути.
Брат оставил меня у дверей царского дворца, велев на прощание громким, нарочито торжественным голосом, рассчитанным на посланника, «вести себя, как подобает одной из дочерей Иакова». Поскольку других дочерей у Иакова не было, это меня порядком развеселило, и я только улыбнулась в ответ. Я Дина, единственная и неповторимая, и намерена вести себя так, как подобает именно мне.
Следующие три недели я провела среди дочерей Сихема. Жены всех влиятельных горожан приходили навестить Ашнан и ее крохотного сынишку, которому по египетскому обычаю нельзя было давать официальное имя, пока он не достигнет возраста трех месяцев.
- Демоны не будут знать, как найти малыша, - прошептала Ашнан, которая опасалась вторжения зла даже в надежно защищенных покоях.
Она была довольно глупенькой девушкой с прекрасными зубами и большими грудями, которые быстро восстановили былую форму и красоту, как только ребенка передали кормилице. Я никогда прежде не слышала, чтобы здоровая женщина добровольно отдавала своего младенца другой; в моем мире кормилицу звали, только если мать умерла или тяжело заболела.
Но что знала я о жизни при царском дворе? Меня поражало там почти всё.
Меня не слишком беспокоило, что Ашнан относится ко мне как к своей служанке. Я приносила юной наложнице еду и кормила ее. Я мыла ей ноги и лицо. Я делала ей массаж, которому научилась у старших женщин нашего дома. Я помогала ей красить лицо, а она показывала мне, как подводить глаза и наносить на веки сине-зеленый тон.
- Это не только украшает, - говорила Ашнан, - но и защищает глаза от москитов.
А еще я познакомилась там со скукой, страшным бедствием, постигающим многих женщин в роскошных дворцах. Иной раз я чуть не плакала от монотонности и тягучести времени, особенно днем, когда Ашнан спала и делать мне было абсолютно нечего. Я размышляла о том, знает ли Салим, что я сейчас нахожусь под кровом его отца. Откровенно говоря, я уже начала сомневаться, что он вообще помнит растрепанную помощницу повитухи. Я была в ловушке женских покоев, а стены между женским и мужским мирами во дворце выглядели очень толстыми, и вряд ли, думала я, пути их обитателей могут пересекаться.
Прошло много дней, прежде чем Ре-нефер пришла взглянуть на Ашнан, и я попыталась набраться смелости заговорить с царицей о ее сыне. Но ничего не вышло: я лишь заикалась и краснела в ее присутствии.
- Ты скучаешь по матери, дитя? - любезно поинтересовалась она.
Я покачала головой, но, похоже, выглядела такой потерянной, что царица взяла меня за руку и произнесла:
- Мне кажется, тебе нужно отвлечься. Девушка, подобная тебе, привыкшая к открытому небу и солнцу, должна чувствовать себя в этих комнатах, как птица в клетке.
Я улыбнулась Ре-нефер, а она сжала мои пальцы и сказала:
- Ты пойдешь на рынок с моей служанкой. Помоги ей выбрать самые лучшие гранаты, а может, вы найдете хороший инжир для моего сына. Салим очень его любит.
На следующее утро я вышла из дворца и оказалась в суматохе города. Служанка, сопровождавшая меня, казалось, не торопилась, и мы шли, куда мне хотелось. Я останавливалась едва ли не у каждого прилавка и возле каждого расстеленного на земле одеяла, удивляясь разнообразию и количеству товаров: светильников, фруктов, тканей, сыров, красок, инструментов, скота, корзин, украшений, флейт, трав, специй - словом, всего на свете.