Ре-нефер и Нехеси откопали спрятанные сосуды с золотом и серебром и увезли меня в порт Яффа, где наняли минойскую лодку для поездки в Египет. Во время путешествия случился ужасный шторм, который порвал паруса и едва не опрокинул корабль. Матросы, слышавшие, как я кричала и рыдала, считали меня одержимой демонами, которые вздымали против них воды. И только меч Нехеси помешал морякам выбросить меня за борт.
Я ничего этого не знала: оставаясь в темноте, раскачивалась вместе с кораблем, истекала потом, мечтая уйти вслед за мужем. Видимо, я была слишком молода, чтобы умереть от горя, или, быть может, обо мне слишком хорошо заботились. Ре-нефер всё время была рядом. Она смачивала мои губы, говорила со мной спокойным, ласковым тоном, как мать с капризным младенцем.
У нее появился повод для надежды. Когда наступило полнолуние, я по-прежнему пребывала в апатии и мраке, но кровь не пришла. Живот мой был мягким, груди горели, а в дыхании чувствовался привкус ячменя. Через несколько дней мой сон стал спокойнее. Ре-нефер готовила мне бульоны, которые я пила, молча сжимая ей руку в знак благодарности.
В день прибытия в Египет свекровь пришла ко мне, крепко прижала пальцы к моим губам и заговорила очень серьезно и решительно.
- Мы возвращаемся в землю моих матери и отца, - сказала она. - Слушай, что я говорю, и повинуйся. Перед братом и его женой я назову тебя дочерью. Я скажу им, что ты служила в моем доме и что мой сын взял в жены тебя, девственницу, с моего согласия. Я скажу, что ты помогла мне сбежать от варваров. Ты будешь моей невесткой, а я буду твоей повелительницей. Ты положишь рожденного тобой сына мне на колени, и он станет принцем Египта.
Ре-нефер смотрела мне прямо в глаза и ждала от меня согласия и понимания. Она была доброй женщиной, и я любила ее, и всё же что-то в словах свекрови показалось мне неправильным. Что-то пугало меня, но в тот момент я не могла сосредоточиться и определить причину своего страха. Лишь позже я поняла, в чем дело: моя новая мать не назвала сына, моего мужа, по имени, она ни слова не сказала ни о его убийстве, ни о моих коварных братьях. Мы должным образом не оплакали Салима, и Ре-нефер не рассказала мне, где похоронили моего возлюбленного. Ужас оставался невысказанным, горе мое было запечатано в сердце. Мы никогда больше не говорили о нашем прошлом, и я была связана пустотой истории, которую она выбрала и которая отныне становилась реальностью.
Я ступила на землю Египета беременной вдовой. Я надела белую тунику, как египтянка, и хотя я больше уже не была девственницей, но шла с непокрытой головой, как и другие женщины этой страны. Я несла небольшую корзину Ре-нефер, но ничто в ней мне не принадлежало. У меня не было даже клочка шерсти, спряденной моими матерями, совсем ничего, что послужило бы хранилищем воспоминаний.
На пути к расположенному на юге большому городу, где родился брат Ре-нефер, меня ждало немало чудес. Мы миновали города и пирамиды, встречали птиц и охотников, пальмы и цветы, песчаные пустыни и скалы, но я ничего из этого словно бы и не видела. Мои глаза были прикованы к реке, я смотрела на воду, погружала руку в ее темную глубину, которая была то коричневой, то зеленой, то черной, то серой, а однажды, рядом с мастерскими кожевников, приобрела цвет крови.
В ту ночь я проснулась, хватаясь за шею, захлебываясь кровью, выкрикивая имя Салима, взывая о помощи. Я звала свою мать, билась в кошмаре, который будет возвращаться в мои сны снова и снова. Сначала я ощущала на своей спине вес Салима, прекрасную тяжесть, которая полностью успокаивала меня. Но затем грудь и руки охватывала нестерпимая жара; мне казалось, что мой рот наполнен кровью мужа, а нос забит запахом смерти. Глаза мне застилала густая кровь, и я тщетно силилась открыть их. Я кричала, задыхалась, хотя при этом не издавала ни единого звука. Но я продолжала кричать в надежде, что сердце мое разорвется и я наконец-то смогу умереть.
На четвертую ночь подобных кошмаров, когда кровь снова поглощала меня, а рот открывался, чтобы принять смерть, я внезапно испытала жгучую боль, столь сильную, что дыхание мое чуть не прервалось от спазма. Я села и увидела перед собой Нехеси; плоская сторона его широкого меча была прижата к подошвам моих ног: оказывается, телохранитель свекрови ударил меня.