По мере того как Ре-мосе подрастал, он всё больше времени проводил в доме: наблюдал за работой Нахт-ре, упражнялся в письме, ужинал с бабушкой. Как-то утром мы вместе завтракали на кухне, и я увидела, как сынишка напрягся и покраснел, когда я раскусила плод инжира и протянула ему половинку.
Ре-мосе тогда ничего не сказал, не желая меня обидеть, но после этого он перестал есть вместе со мной и ушел спать на крышу дома, оставив меня в саду удивляться в одиночестве, как быстро промчались восемь лет жизни.
В девять лет мальчики в Египте завязывают свой первый пояс, с этого момента они уже не ходят обнаженными. Когда Ре-мосе достиг этого возраста, ему пора было отправляться в школу, чтобы стать писцом. Нахт-ре решил, что местные учителя недостаточно хороши для его племянника, и отправил того в Мемфис, в знаменитую академию, где можно было получить самое лучшее образование. Там учились сыновья могущественных писцов, и ее же в свое время окончил и сам Нахт-ре. Однажды брат свекрови объяснил мне всё это в саду. Он говорил нежно и сочувственно, ибо понимал, как сильно огорчит меня расставание с сыном.
Следовало упаковать вещи, и Ре-нефер отыскала на рынке добротные корзины для одежды и сандалий, а также великолепную коробку для кистей. Она поручила скульптору вырезать особую тарелку для смешивания чернил. Нахт-ре назначил день праздника в честь отъезда Ре-мосе и подарил племяннику изысканный набор кистей. Глаза мальчика стали большими от волнения, от предвкушения выхода в большой мир, и каждый раз, когда мы оставались наедине, он говорил лишь о предстоящем ему путешествии.
Я наблюдала за подготовкой, словно бы со дна темного колодца. Всякий раз, как я пыталась заговорить с сыном, глаза мои наполнялись слезами, а горло сжимала судорога. Ре-мосе изо всех сил старался утешить меня.
- Ну что ты плачешь? Я же не умираю, ма, - сказал он мне с детской серьезностью, которая еще больше огорчила меня. - Я вернусь с подарками для тебя, а когда стану великим писцом, подобным Ба, то построю тебе дом с самым большим садом во всех южных землях.
Сын обнял меня и взял за руку; это было за несколько дней до его отъезда. Ре-мосе высоко держал подбородок, чтобы я не подумала, что он боится или огорчен, хотя, конечно, он оставался всего лишь маленьким мальчиком, впервые покидающим родной дом.
Я поцеловала его на прощание в саду возле пруда, где он когда-то удивлялся рыбам и смеялся над утками, а затем Нахт-ре взял племянника за руку и увел прочь.
Я наблюдала, как они покидают дом, с крыши, зажимая рот тканью. Наконец-то я могла дать волю слезам и долго рыдала, пока не почувствовала себя полностью опустошенной. В ту ночь давний ночной кошмар вернулся во всей своей силе, и я снова была одна в Египте.
Глава вторая
С момента рождения сына вся моя жизнь вращалась вокруг него. Меня интересовало лишь его счастье, мое сердце билось ради него, я радовалась его радостям, а он был таким золотым ребенком, что мне даже не приходилось тревожиться или сердиться.
Когда Ре-мосе покинул родной дом, я почувствовала себя даже еще более одинокой, чем до его рождения, когда только приехала в Египет. Салим был моим мужем на протяжении всего лишь нескольких недель, и память о нем постепенно уменьшилась до печальной тени, скользившей по моим снам, но Ре-мосе был со мной на всю жизнь. Он заполнил мои сердце и душу, все мое время - словом, материнство целиком захватило меня.
Разглядывая в пруду свое отражение, я увидела, какой стала за эти годы: на меня смотрела незнакомая женщина с тонкими губами, вьющимися волосами и маленькими круглыми глазами. Как мало я походила на своего смуглого красивого сына, который выглядел скорее как его дядя и стал, согласно желанию Ре-нефер, принцем Египта.
У меня было мало времени, чтобы размышлять об одиночестве, поскольку следовало чем-то заняться в большом доме Нахт-ре. Хотя Ре-нефер всегда была добра ко мне, мы так и не сблизились по-настоящему, и мне казалось, что молчание между нами становится тягостным. Я редко заходила в дом.
Я устроила себе место в углу сада, под навесом, предназначенным для хранения мотыг и прочих инструментов, - обычно Ре-мосе прятал там свои детские сокровища: гладкие камни, перья, кусочки папируса, полученные от Нахт-ре. Теперь мальчик без сожалений оставил их, но я бережно собрала все эти предметы и завернула их в кусок льна, будто они были терафимами из слоновой кости.
Садовники не возражали против того, чтобы им помогала женщина. Я много работала, и они оценили мою ловкость в обращении с цветами и фруктами, которые я собирала для кухни. Я не искала общества и так часто отказывала мужчинам, что в конце концов они перестали проявлять ко мне внимание. Если я встречалась с родственниками, наслаждавшимися тенью сада, мы кивали друг другу, но ограничивались лишь вежливым приветствием, не вступая в разговоры.