— Здесь будешь кормить арестантов, — бросил он Калисте Ивановне при входе в Совет.
В Совете опять никого. Нужно ли ему возиться с арестованными в такой тревожный час?
Вдали послышался орудийный выстрел. В комнату вбежала бледная Калиста Ивановна:
— Стреляют, Архип Вонифатьевич!
— Слышу, что стреляют, — подходя к окну, сказал Вишняков. — Останешься здесь! Не смей отсюда никуда!
В коридоре раздались шаги. Вишняков подскочил к двери. Аверкий вел арестованных.
— Доставил, как положено быть, — сказал он, подмаргивая и показывая пальцем в ту сторону, откуда донесся звук орудийного выстрела.
— Не время сейчас… — Вишняков скользнул взглядом по лицам вошедших.
Фофа, Трофим Земной, Коваленко… А это кто с рыжей бородой, как просяной веник? Пристально вглядываясь в его лицо, Вишняков подошел ближе:
— Полковник Раич?..
— Так точно! — вытянувшись и резко вскинув голову, ответил Раич.
«Вот и получилась семейная радость. Скажу про жену и детишек», — почему-то решил Вишняков.
— Вашу семью вчера я подвез со станции Яма на станцию Дебальцево. Жена собиралась к тетке в Харьков. Живы, стало быть. А вы вот — против нас…
Он отступил на шаг.
— Спасибо за сообщение о семье, — произнес Раич. — По поводу моего задержания я хотел объясниться.
— Когда же тут объясняться? Вы человек военный, понимаете…
Вишняков взглянул на Коваленко:
— Тебя предлагают сменять на одну женщину нашу — в плен к Черенкову попала, а от него к вашему человеку. Не будем менять! — вскричал он.
Коваленко угнетенно глядел на него: «Смолчит, ничего не скажет! — подумал Вишняков. — Нечего кидать всякой петлюровской сволочи под ноги нашу революционную гордость!»
— Накормишь, — коротко бросил он Аверкию.
— Накормлю, а потом по месту жительства в баню.
— Здесь оставишь, — места в доме хватит. Пускай знают, что нам мучить людей по тюрьмам нет интереса!
Он вышел торопливой походкой. А выйдя в коридор, и вовсе побежал. Если орудийный выстрел означал начало наступления, дело худо: Черенков займет Казаринку одной атакой. К Совету бежали Лиликов и Алимов.
Вишняков остановился, стараясь не выдать беспокойства. По опыту он знал, как важно оставаться спокойным при первых признаках начинающегося боя.
— Давай, Лиликов, бери пулемет — и айда на Благодатовку, на каменный бугор! А ты, Алимов, скачи на Лесную, веди сюда всех людей!
Он вглядывался в степь. День был хмурый, на верстовом расстоянии сливались вместе и степь и небо. Самый раз подойти конникам так, чтоб их обнаружили только при въезде в поселок.
— Пулемет в вагоне, — напомнил он Лиликову. — Возьмешь Фатеха в помощь, он не струсит!
Лиликов и Алимов побежали — один на шахтный двор, другой к тупику, где стоял пригнанный Вишняковым состав.
Время летело быстро. Стиснув зубы, Вишняков старался сообразить, как теперь ему самому выдвинуться с пулеметом, чтоб задержать казаков до подхода отряда из Лесной. Черт угораздил Сутолова отправлять его туда, и ни одного человека в самом поселке! Вот за что надо под арест!..
На крыльцо выскочил Аверкий:
— Архип, погоди!..
— Чего тебе?
— Сотник говорит, будто тож готов пойти под твою команду!
— К черту твоего сотника!
— Мой, как и твой, — подбегая, сказал Аверкий. — А может, не врет? На варте десяток его людей — Петров сторожит. Говорит: «Всех возьму с собой!»
Вишняков свирепо оглянулся на Аверкия:
— Хочешь, чтоб в спину ударили?
— Да ты охолонь трошки! Я слышал разговор — сотнику с Черенковым не помириться! Гришку Сутолова-то он подстрелил. Смекай! — убеждал Аверкий, двигая рваной бровью.
Вишняков опустил голову: ему не хотелось показывать Аверкию, что он колеблется. «Обижен на нас, — лихорадочно рассуждал Вишняков, — может ударить по Казаринке, чтобы загладить свою вину перед есаулом… Но ведь, кажется, не такой, привык, чтоб все было прочно и по-хозяйски… А этих десятерых можно поставить на фланге, Лиликову в помощь… тогда можно устоять…»
— Петров хвалился, будто с вартовыми мирно водку пьет, — настаивал Аверкий.
— Твоему Петрову хоть с Иудой, лишь бы водка была!
— Охолонь, Архип! Дело, конечно, рисковое. Что ж мы с тобой сделаем, ежели Черенков попрет немедля?
«Сотник понимает происходящее, — продолжал рассуждать про себя Вишняков. — Ему известно, что нам не удержаться, что Черенков при умелой атаке займет Казаринку и без его помощи… Сидел бы, ждал окончания боя, — нет, чего-то ему иного хочется…»
— Давай сюда сотника! — потребовал Вишняков.