Время, изображенное в романе, труднейшее. Но всегда есть место доброте, теплу, любви. Сдержанная, иногда даже излишне суховатая манера писателя смягчена нежным затаенным лиризмом. Редки эти строки в романе, но они как верные вестники грядущего счастья, за которое борется Архип Вишняков и его товарищи.
Пока есть на земле рабочий человек — незыблемы наши устои, устои добра и справедливости. Эту аксиому на разных художественных уровнях утверждали Горький, Островский, Шолохов, Горбатов. Жива эта тема, эта убежденность и у современных советских писателей.
Роман нашего земляка Тараса Михайловича Рыбаса — хорошее тому подтверждение.
1
Фатех шел к Казаринке, а туда ли он шел — не знал: дорогу замело снегом, несло густую поземку, дальше двадцати шагов ничего не видно. Фатех старался держаться спиной к ветру, — так он вышел со станции Громки, так и продолжал идти, заметив, что ветер дует в направлении полевой дороги, ведущей в Казаринку.
В Громки он отправился в который раз, надеясь попасть на поезд, идущий в Ташкент, в сторону его родины. Но и сегодня и вообще в последнее время поезда через Громки не проходили. Путевой мастер Трофим Земной, с которым Фатех говорил об отъезде, сообщил, что военные власти запретили движение на Громках, так как «скоро подойдет казачий отряд, подтянут пушки и начнут воевать против Советов на шахтах». Фатех верил Трофиму. Но все же продолжал ходить на станцию — авось удастся попасть на проходящий поезд.
Фатеху было все равно, Советы или шахтовладельцы. Он не сочувствовал ни тем, ни другим. Ему ничего не надо. Пусть спорят и воюют те, кто здесь живет. Он случайно попал в эту страну и хотел скорее вернуться домой.
Ташкент — тоже еще не родина. От Ташкента до дома далеко. Но в Ташкенте найдутся свои люди. Они устроят его в караван, отправляющийся на Варзоп, и он попадет в свой кишлак. Старый Джалол поведет его к Ручью радости, и вода этого ручья вернет ему силы, смоет грязь окопов и чужих дорог, Фатех забудет проклятую шахту, вонючую кладовку в штейгерском доме, где он жил, неверных, пожирающих свиное сало, забудет все, что с ним происходило с того дня, как слуги русского царя приказали ему взять оружие и отправили на войну.
Царь был ему ненавистен. Свержению царя Фатех радовался: он считал, что сразу же после свержения царя его должны отпустить домой. Не отпустили. Царские офицеры продолжали командовать, как командовали раньше. Они загнали его работать в шахту. Когда в Казаринке стали открыто проклинать офицеров и объявили советскую власть, у него снова появилась надежда на возвращение. Однако и этой надежде не суждено было продержаться долго: в Совете подписывали бумажки — бери! Но за бумажку у офицеров и казаков много не возьмешь. Бумажка еще не власть. Бумажки пишет шахтер Вишняков. Управляющий Фофа тоже продолжает писать.
Все запуталось, перемешалось.
Трофим советовал:
— Посиди, скоро уляжется. Кто-то должен одолеть…
Трофиму можно ждать: он — дома. А Фатеху надо поторапливаться — зима началась.
Он решил попытать счастья у рудничного управляющего Феофана Юрьевича Куксы — «Фофы» по местному прозвищу…
Ох, как метет, на ногах не устоишь. Если бы не заглядывал к Фофе, может быть, теперь не пришлось бы блуждать по степи…
— Слава твоему дому, — сказал Фатех, низко поклонившись вышедшему навстречу управляющему. — Помоги мне, и аллах тебя не забудет…
Фофа скривился, словно проглотил что-то скверное, начал ругать шахтеров за то, что они «только требуют и ничего не дают». От злости на толстой шее у него выступили багровые пятна. Фатех робко повторил просьбу. Фофа внезапно замолчал, взял его за руку, повел за собой в просторную комнату и усадил в кресло.
— Подумать надо… Время тяжелое, нам не привыкать. Военнопленным тоже надо домой — за границу. Если бы никто не путался под ногами, я бы давно уладил с твоим отъездом…
Фофа улыбнулся, потрепал Фатеха по плечу.
— Много лет тебе жизни, — тоже попытался улыбнуться Фатех.
С улыбкой ничего не вышло — лицо застыло от разочарования.
— Я помогу тебе непременно, — обнадежил Фофа. — На этих днях договорюсь с железнодорожниками. У них своя власть, что захотят, то и сделают. А я дружбу с ними вожу.