Серебровскую объехали в густых потемках путаными лесными стежками. Старик почти на ощупь вел сотню. Несколько раз стежки приводили бойцов Тулагина близко к окраинам станицы. Видимо, чувствуя приближение людей, серебровские собаки начинали надрывно заливаться лаем. В эти моменты в голову Тимофея закрадывались подозрения насчет бородатого проводника, но когда сотня опять углублялась в лес, он снова проникался к старику доверием.
На полпути к станции старик остановился, подозвал Тулагина:
— Ты командир, тебе и думать, как и што дале. А я свое скажу, однако. Вишь, стежки расходятся. Одна по хребтине идет к железной дороге. Это напрямки к станции, значица. Как лес кончится — тута и спуск к зданиям станции: шагов полтораста, не боле. А што по левую руку стежка — эта падью к полотну ведет — на водокачку. Мне думатца, падью вам сподручнее, хоть путь и подале маленько, зато маячить не будете. Да и составы там рядом. Семеновцы и глазом не успеют моргнуть... Они зараз, гляди, пьянствуют, не иначе.
Тимофей поблагодарил старика:
— Спасибо, отец! Здорово вы нам помогли. Возвращайтесь. Дальше мы сами.
Станция скупо светилась огнями. Движения поездов по железной дороге не замечалось. Тимофей собрал на короткий совет командиров взводов.
— Есть два пути: или с хребтины ударить в лоб по станции, или со стороны водокачки.
— В лоб лучше. Больше шуму будет, — сказал Софрон Субботов.
— От водокачки вернее, — возразил командир третьего взвода Моторин. — На хребтине засечь могут. А по низине как у бога за пазухой прошмыгнем.
— По низине лучше, — присоединился к Моторину Газимуров, командир второго взвода.
Субботов продолжал держать свою линию:
— С хребтины мы одним махом накроем их. А от водокачки еще с полверсты надо промахать до главных построек.
— Зато до теплушек с беляками рукой подать, — не отступал от своего Моторин.
Тулагин примирил «противников».
— Каждый из вас по-своему прав, — рассудил он. — С хребтины, неплохо, конечно, с ходу атаковать станцию. Там, по рассказу старика, все рядышком и как на ладошке. Но и со стороны водокачки заманчиво. А что если сразу с двух сторон?.. Вот был бы хороший тарарам!
— Рвануть водокачку, — загорелся Моторин. — У меня во взводе на такой случай и бомбочки найдутся.
Тимофей решил разделить сотню на две части. Первый и второй взводы во главе с Субботовым пойдут по хребту и по сигналу кинутся на станцию. Тулагин с моторинцами спустятся падью, бесшумно постараются взять водокачку и уже от нее ударят по эшелонам. Сигналом для одновременного выступления будет взрыв водокачки.
...Башня водокачки отчетливо зачернела вдали, как только кончился перелесок. Тулагин спешился, подал знак остальным. Водокачка не работала, но в одном из ее окошек мерцал слабый свет.
— Дежурный, — шепнул Моторин Тимофею.
Подождали еще несколько минут. Ночь безмолвствовала. Лишь со стороны станции доносились шипящие звуки стоявшего под парами паровоза.
— Двоих ребят мне, схожу проверю, — сказал Тимофей Моторину.
Тулагин вытащил смит-вессон и вместе с бойцами Блиновым и Хмариным, пригнувшись, двинулся по чистому участку к темнеющей у железнодорожного полотна постройке.
Возле водокачки часового не было. В нескольких метрах от входа Тулагин и бойцы залегли. Ночная темень мирно плыла над землею.
— Пойду, — кивнув в сторону светившегося окна, бросил Глинову и Хмарину Тулагин. — Вы тут пока посмотрите. Если что, выстрелом предупрежу.
Дверь в машинное отделение водокачки была на замке, в служебное — не заперта. Тулагин тихонько приоткрыл ее. Дальше — никак коридор: узкий, темный. Тимофей сунул револьвер под френч, осторожно пошел по коридору, ощупывая руками стену. Пальцы натолкнулись на ручку двери. Он дернул ее на себя.
Первое, что увидел Тимофей в небольшой комнатенке при слабом свете керосинового фонаря, был стол: черный, без единого светлого пятнышка, как коридорная темень. «Из угля, что ли», — шевельнулась в голове не к месту странная мысль. За столом клевал носом железнодорожный служитель. Рядом, на покосившемся лежаке, склонился в дреме пожилой белогвардеец.
— Ну и служба... — громко рассмеялся Тулагин.
Водокачечник, как сидел согбенно за столом, так и остался в том же положении, только ошалело заморгал глазами. Семеновец же враз подхватился с лежака, вытянулся в струнку, пролепетал спросонок: