Лямка лифчика медленно сползла по плечу вниз, оставляя после себя сдавленную полоску на лопатке. Нотт огладил большими пальцами покрасневшие места и развернул Грейнджер к себе лицом. На её щеках проступил румянец, придающий лицу ещё большее очарование. Она успокаивающе потёрла предплечья, когда Теодор опустился на корточки, стягивая вниз последний элемент нижнего белья. Слегка зависнув на полоске ткани цвета шампанского, он изучающим неспешным взглядом прошёлся от щиколоток по икрам. В голове что-то щёлкнуло. Губы сами собой коснулись области чуть выше девичьего колена, вбирая кожу. Просто ему так хотелось, без обоснований, мотивов и объяснений.
Гермиона шумно вдохнула, отодвигаясь.
— Неприятно? — спокойно поинтересовался Теодор, поднимаясь в полный рост.
— Нет-нет… — она проглотила слова, подавляя в себе малопонятные ему эмоции. — Не надо… — Грейнджер запнулась, покраснев ещё сильнее. — Я вообще не думала… — она сжала губы, прикрыв глаза, словно собираясь с духом, — что ты захочешь меня касаться.
— Но я хочу, — притягивая её ближе за талию, Нотт склонил голову на бок, внимательно посмотрев ей в глаза. — Могу прекратить, если не нравится.
— Нравится, просто…
Он прервал её фразу поцелуем. Дальше ему было не так важно. Теодор просто не желал знать. Если это эгоизм, ему всё равно. Ему нравилось ощущать бархат кожи под пальцами и просто быть в этом моменте. Невесомость, струящаяся в его теле, подтверждала тезис: «всё правильно». Грейнджер непроизвольно прогнулась вперёд, когда кончики пальцев ласково прошлись по пояснице. Её руки нерешительно легли на его шею, давая карт-бланш на любые действия.
В каждом движении губ скрывалась маленькая смерть. Пространство растворялось, почти пропадая из спектра ощущений: только тепло под ладонями, восхитительный запах её волос и скопившаяся нежность, требующая выхода. Её сдавленный стон помог вернуться к реальности. Он всё ещё не хотел просто механических действий. Нотт должен был восполнить то, на что завтра у него уже может не быть шанса: забота. Эта странная потребность шла откуда-то из глубин нутра.
— Мы собирались в душ, — напомнил он, отстранившись на несколько дюймов. — День был сложный.
Она только виновато отвела глаза, отняв от него руки. Теодор снисходительно взял её за руку. Уточнять что-то или задавать вопросы нельзя. Это испортит и без того хрупкое перемирие. Если счастье, пусть и временное, предполагает быть слепым, то он согласен. Нотт просто отпустил ситуацию. Ему просто нравилось, как она сморщила нос, когда горячие струи воды обрушились на узкие плечи. Нравилось, как объемные кудри становятся мягкими волнами от влажности. Нравилось, как вздымается грудь от слишком обрывочных вдохов. Нравилось, как она изгибается от скользящей щекотки, но пытается молчать.
Движения Грейнджер всё ещё были вкрадчивыми и осторожными. Не выясняя причин, Теодор прекрасно понимал, что она боится перемены его настроения. Но не хотел вдаваться в подробности. Даже если ей было стыдно или она жалела о содеянном, то в данную секунду это не имело никакого значения.
— Это просто губка, — накрыв её ладонь своей, Нотт надавил сильнее, приподнимая бровь. — Я не растаю и уж точно не умру.
— Не хотела делать больно… — всё ещё стараясь как можно меньше смотреть в глаза, промямлила Гермиона.
— При всём желании, — он свёл лопатки вместе, а затем расправил плечи, — физически у тебя вряд ли получится. — Теодор усмехнулся двусмысленности своих слов. — И ты сама решила побывать в моей спальне, а здесь есть правила.
— Искренне надеялась, что здесь всё через постель, — иронично пробурчала она, испугавшись своей реплики через мгновение.
— Только горничной моей о своих догадках не говори, — широко улыбнулся Нотт. — Я пока не готов.
Грейнджер слабо улыбнулась в ответ, поднимая на него взгляд. Упоительная глубина поглощала и завораживала. Он почувствовал себя центром Вселенной. Ему это было нужно. Больше чего-либо. Ощущать себя нужным и единственно необходимым. В этом мгновении сконцентрировался весь смысл его существования. Идеально правильное помутнение рассудка. Её пальцы разжались, выронив губку, и проскользнули по торсу, опоясывая талию.
Объятия перетекли в долгий, неспешный поцелуй. Её осторожность перерастала в обжигающую страсть, меняя восприятие. Он сжал влажную горячую кожу под пальцами, чувствуя, как утекает умиротворение. Гермиона провела ладонью по линии бёдер, не задевая пальцами плоть. В нижней части живота поползли короткие острые импульсы, концентрируя возбуждение. Непривычно и медленно. Нервные окончания во всём организме насторожились, ожидая более решительных действий, но их не последовало. Она намеренно огибала самую чувствительную зону, вынуждая организм всё больше сосредотачиваться на её движениях.
— Что ты… — Теодор забыл все слова, когда её кисть скользнула между ног, оглаживая область под мошонкой.
Он зажмурился, не в силах выдавить ни звука. Перед глазами расплылись звёзды и цвета бензиновыми разводами. Ноги подкосило так сильно, что пришлось упереться руками в стену. Через всё тело, казалось, пустили разряд тока, заставляя клетки истерично затрепетать. Он боялся вдохнуть слишком громко и спугнуть острое удовольствие, распространяющееся от девичьих пальцев.
Мышцы таза беспорядочно сократились, а торс напрягся до треска в волокнах. На мгновение зрение абсолютно погасло, когда пальцы Гермионы исчезли с заветной точки. Всё тело расслабилось, но ненадолго. Напор воды на плечи практически пропал, когда Нотт всё-таки смог открыть глаза и столкнуться взглядом с Грейнджер, стоящей на коленях. По плечам проползли мурашки, когда она высунула кончик языка и провела им от середины члена к головке. Короткие спазмы прошлись по его шее и спине, опускаясь в нижнюю часть тела.
Её ладонь легла на основание, оттягивая крайнюю плоть. Она, как и прежде не отрывая взгляда от его лица, высунула язык шире и провела им от тестикул до уздечки, заводя член в рот. Уши заложило от давления, повысившегося слишком резко, когда девичий язык начал выводить узоры на головке. Её губы аккуратно и настойчиво сдавливали пульсирующую плоть, продвигаясь всё ближе к основанию. Раньше Теодор вообще не был уверен, что женское горло способно вместить подобное, однако ошибся. Гермиона без особых усилий взяла почти две трети, умудряясь параллельно ласкать языком нижнюю часть члена. От каждого сокращения в её горле напряжение возрастало только сильнее. Амплитуда движений женской руки становилась всё меньше, а глубина проникновения всё больше. До тех пор, пока она не коснулась губам лобка.
«Твою мать…» — промелькнула мысль, когда она медленно вытащила член изо рта, жадно припадая губами к плоти и слегка коснувшись зубами тонкой кожи.
Формулировка растворилась среди эмоций, когда Грейнджер провела языком по мошонке, старательно вылизывая каждый дюйм, пока тонкие пальцы имитировали фрикции. От неё исходило вязкое, жгучее желание, усиливающее ощущения в десятки раз. Тянущее возбуждение становилось невыносимым, когда Нотт встречался с её взглядом исподлобья. Нейроны трепетали без устали, а восторженное сознание не давало сил отдышаться. Ещё совсем немного, и подступающий оргазм разольется по венам. Слишком рано. Впереди ещё целая ночь и десятки возможностей сделать это снова. Он хотел слышать её стоны. Сейчас и ни минутой позже.
Аккуратно охватив её кисть, Теодор настойчиво потянул вверх, вынуждая Гермиону подняться. Ванная комната не особо подходила для таких манипуляций, но терпеть до кровати было сродни самоубийству. Прижав её спиной к влажному кафелю, Нотт припал губами к шее, собрав пару капель с разгоряченной кожи. Желание наслаждаться столкнулось с острым голодом, который пробуждала Грейнджер. Она без особых усилий спекулировала его чувствами, как хотела, делая его практически невменяемым. Если маленькая ведьма продолжит в том же духе, рано или поздно Теодор точно свихнётся. Вероятно, рано, нежели поздно.