Рафаэль Сабатини
КРАСНЫЙ СЫЧ
Монсеньор кардинал был вне себя от гнева. Как я разглядел, его лицо побагровело от злости, тёмные глаза казались преисполненными жуткого жёлтого огня, а длинные белые пальцы то и дело дёргали чопорную седую бородку, которая, казалось, чуть ли не встала дыбом.
— Я найду эту собаку, — проронил он. — Я найду его, даже если каждый дом в Париже придётся перевернуть вверх дном!
За тридцать лет своей жизни я заработал репутацию смелого человека, одинаково скорого на шпагу и на язык, но в данном случае, боюсь, не оправдал своей репутации.
В минуту легкомыслия, спровоцированный восхвалениями в адрес Ришелье[1], которые были мной услышаны из уст одного из тех кардиналистов, кто был мне ненавистен, я посмел выразить свои чувства в поэтической сатире из двадцати строф. Я назвал свою поэму "Красный Сыч", и хотя моя поэтическая сноровка носила жалкий характер, но тайная неприязнь, которую испытывали к кардиналу многие из тех, кто в страхе раболепствовал перед ним, сделала мои вирши более чем приемлемыми. Не прошло и недели, как их бубнил каждый придворный щёголь и над ними гоготал каждый солдат, покуда за месяц во всём Париже не осталось и поварёнка, который не знал бы их наизусть.
Дело становилось опасным. Шальной музыкантишка по имени Руже подобрал к ним мотив, такой же грубый и неблагозвучный, как и сами слова; тем не менее — настолько необъяснимая вещь общественное мнение — этот мотив завывали в каждом винном погребке и напевали в каждой передней.
Буря грянула прошлым вечером. Его высокопреосвященство играл в шахматы с королём в Лувре[2]. Одним из своих слонов кардинал поставил под угрозу королеву Людовика[3], и, когда он откинулся в своём кресле в ожидании королевского хода, какому-то очумелому каркуну понадобилось пройти под окном, распевая эту адскую песню.
Кардинал насторожил уши при сих звуках, затем повернулся к Сен-Симону[4], который стоял рядом:
— Что это за новый мотив, который сейчас в такой моде?
За этим вопросом последовала мёртвая тишина, когда на подёргивающееся лицо Сен-Симона было страшно смотреть. Потом пажу, стоявшему у двери, по-видимому, стало дурно. Он зажал рукой свой рот, из которого исходило придушенное бульканье. Покачнулся, зацепился за что-то ногой и с грохотом рухнул на декоративные рыцарские доспехи, потянув их за собой на пол. Не довольствуясь шумом, произведённым при падении, он лежал на спине, раз за разом взвизгивая от исступлённого неуместного смеха.
Ничего нет более заразительного, нежели веселье. В мгновение ока, так сказать, шлейф, который поджёг этот проклятый паж, причинил непоправимый ущерб, и подавляемое всеобщее оживление потрескивало недолго, а затем взорвалось.
Ну, кем бы ни был Ришелье, но уж только не дураком. Он окинул каждое искажённое от смеха лицо пронизывающим взором с тем выражением презрения, которое сказало мне, что он более чем наполовину разрешил загадку потехи.
Для меня тайна, как я умудрился оставаться в комнате без того, чтобы не выдать себя спокойным выражением лица. К счастью, осмотр кардиналом окружающих был коротким и презрительно небрежным.
Не говоря ни слова, он снова хладнокровно сосредоточил своё внимание на шахматной доске и ждал, пока король сделает ход. Но, когда игра была окончена, он заполучил копию стихов одним из тех таинственных и действенных способов, что имелись в его распоряжении.
На следующий день меня посетил лейтенант из гвардии Ришелье с сообщением от его высокопреосвященства, что я должен немедленно прибыть к нему в кардинальский дворец.
Хотя стоял июнь, холодная дрожь охватила меня при вызове, которого я не осмелился ослушаться.
И вот так я оказался в незавидном положении, о коем пишу, лицом к лицу с разгневанным кардиналом, который пригрозил колесовать[5] автора виршей, написанных мною.
Мою храбрость отчасти восстановило открытие, что я вне подозрений и что Ришелье просто послал за мной в надежде на то, что моя проницательность, как он соблаговолил выразиться, поможет ему в поисках преступника. Могу упомянуть, что он придерживался высокого мнения о моей сообразительности с тех самых пор, как я разоблачил тот заговор против его жизни, который известен как покушение на мосту Сен-Мишель[6]; ибо в пору этого заговора я занимал в его гвардии пост лейтенанта, который затем оставил, дабы принять офицерский патент в драгунском полку, милостиво пожалованный мне королём.
1
Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье (1585–1642), также известный как кардинал Ришелье по прозвищу Красный кардинал (он неизменно носил красную сутану), — кардинал римско-католической церкви и государственный деятель Франции. Кардинал Ришелье занимал пост государственного секретаря по военным и иностранным делам в 1616–1617 годах и был главой правительства (первым министром короля) с 1624 года до своей смерти.
2
Лувр — старинный королевский замок в Париже, перестроенный во дворец; расположен на правом берегу Сены между садом Тюильри и церковью Сен-Жермен-л’Осеруа; теперь это главная выставочная часть одноимённого музея — одного из богатейших в мире художественных собраний. Возведение нынешнего здания Лувра длилось почти тысячелетие и неотделимо от истории Парижа.
4
Герцог Сен-Симон и его племянник Клод де Рувруа — вымышленные персонажи, несмотря на реальные имена и титул (имеются хронологические, генеалогические и событийные несоответствия: Клод де Рувруа, первый герцог Сен-Симон (1607–1693), — французский военный и придворный, фаворит Людовика XIII, который и пожаловал своему приближённому герцогский титул в 1635 году; у Клода был старший брат Шарль, носивший титул маркиза Сен-Симона и не имевший наследников).
5
Колесование — вид смертной казни. Во Франции оно считалось самой мучительной (после четвертования) и самой позорной казнью. Приговорённому к колесованию железным ломом ломали все крупные кости тела, затем его привязывали к большому колесу и устанавливали колесо на шест. Приговорённый оказывался лицом вверх и умирал от шока и обезвоживания, часто довольно долго. Страдания умирающего усугубляли клевавшие его птицы. Иногда вместо колеса использовали просто деревянную раму или крест из брёвен.
6
Мост Сен-Мишель (мост Святого Михаила) — каменный мост в центре Парижа; пересекает южный рукав Сены, соединяя площадь Сен-Мишель с островом Сите. Название получил по находившейся неподалёку часовне Сен-Мишель.