Тот мгновенно сориентировался в изменившейся ситуации. Марсель Прохович смотрел на него, ничего не понимая, однако Назаров отлично видел, как напрягся Сосницкий, как за один миг проверил каждый мускул и какими глазами он смотрит на подбегающих противников.
Первый из них тоже ничего не успел понять, когда Сосницкий ударил его ногой в живот, ударил, а не лягнул, Назаров отлично понимал разницу. Бандит отшатнулся назад, чуть не завертелся волчком и свалился на спину. Следующий на очереди негодяй, крепыш, прыгнул вперед, выбросив руку с ножом в направлении горла Сосницкого. Марсель Прохорович зажмурился, но контрразведчик легко ушел в сторону, и нож прорезал пустое пространство.
Дмитрий не стал ждать, пока негодяй попробует ударить еще раз, а взял его за шиворот и треснул головой о фонарный столб. Нож со звоном упал на мостовую, вслед за ним глухо шмякнулся хозяин.
После этого наступила тишина, изредка прорезываемая скулежом «гимназиста» и хрипящим дыханием бандита, валявшегося возле стены дома. Крепыш не был способен даже на такие примитивные звуки. Наконец в тишине раздался голос успокоившегося Марселя Прохоровича:
— А неприличная барышня-то убежать-с изволили, так и не разъяснив нам причины своего злоключения.
— Да и так все ясно, — сказал Сосницкий. — Товарищ Назаров, вы что, планируете за каждую московскую блудницу заступаться?
— Нет, товарищ Сосницкий, не за каждую. Просто захотелось мне проверить, каковы вы в деле.
— Довольны?
— Как любил говорить мой фронтовой товарищ капитан Терентьев, можно одобрить.
— Тогда пошли. Впрочем, минутку. Это что, я себе, что ли, локоть ушиб без всякого результата?
Сосницкий нагнулся к парнишке, который распластался на грязной мостовой, всем своим видом демонстрируя грозным врагам, что он не собирается подняться до самого утра. Однако когда каблук Сосницкого нежно опустился на его правую ладонь, «гимназист» усомнился в том, что его неприятности закончились.
— Слушай, дикий поросенок, ты чего после наступления комендантского часа девок гоняешь?
Казалось, парню понравилось такое определение, и он взвизгнул в ответ:
— Не виноват я, товарищи! Они меня сами во все втянули. Спиртом насильно поили, старушку-маму обещали зарезать, если с ними ходить не буду.
Юноша хотел добавить еще что-то, но следующее предложение слилось в нечленораздельный визг, так как Сосницкий чуть-чуть перенес центр тяжести на правую ногу.
— Ты будешь завтра сестре милосердия рассказывать, как они твою маму насильно спиртом поили. А мне объясни свое глупое поведение.
— Эта стерва, ну девчонка эта, из салона мадам Розенфельд. Она не захотела на Ахмедку работать. На того самого, что рядом лежит. Он приказал помочь ее догнать и проучить. Чтобы другие девчонки вокруг «Буяна» не ломали ему коммерцию…
— Довольно, — сказал Сосницкий. — Пойдемте, товарищ Назаров. Как вы полагаете, пнуть его напоследок?
— Лишнее, — ответил Федор.
Когда они отдалились от места битвы, Сосницкий сказал:
— Этой зимой в Москве закрылось несколько борделей. Хозяева, которые не ужились с новой властью, подались кто в провинцию, кто подальше. А контингент — остался. Много девок пошло под «котов», но им, конечно, после прежней галантной жизни работать на таких хозяев противно. Поэтому кое-кто до сих пор пытаются сами собой выжить. Их сперва вежливо предупреждают, потом ребята, которые берут навар с местных котов, такую девчонку ловят. Забавляется вся шайка, а последний должен ее прирезать.
— Я, товарищи, никак не изволил ожидать, что в Москве такие варварские нравы смогут воцариться, — сказал Марсель Прохорович.
— Кстати, товарищ Сосницкий, — спросил Назаров, — не доводилось ли, случаем, вам задерживаться в японском плену?
— Не довелось даже воевать.
— Это я потому так говорю, что с упомянутым капитаном Терентьевым произошло именно такое приключение. Взяли его при капитуляции Порт-Артура, тогда еще поручиком, а он, будучи в городе Киото, не расписывал с утра до вечера пульки, как прочие офицеры, а интересовался, как японцы живут. Так заинтересовался, что задержался в Японии на полгода после войны. Свел дружбу с местными мудрецами, которые знают джиу-джитсу — сейчас она в моде — и еще какие-то полезные штуки. Когда я на Германской войне встретился с Терентьевым и по разным причинам — рассказывать о них долго — наше знакомство укрепилось, он мне некоторые штуки показал. Вот они мне и вспомнились, когда я на твою работу глядел.
«А еще вспомнились гонконговские боевики», — мог бы добавить Федор.
— Джиу-джитсой я занимался, — признался Сосницкий. — Еще занимался французской борьбой. Я сам преподаватель гимнастики. Конечно, в гимназии, где я работал, ученикам давал Сокольскую систему*. Но после уроков кое-кто из ребят оставался, и мы практиковали разные новшества… Ладно, поговорить об этом еще успеем. Вот порожний извозчик.
Извозчик действительно остановился, привлеченный тремя прохожими, интенсивно махавшими руками. Через минуту пролетка уже неслась в сторону Малой Дмитровки.
* Сокольская система гимнастики, созданная в Чехии, была распространена в России в начале века. Эта система, включавшая как обычные упражнения, так и упражнения с различными снарядами, нередко называлась «славянской системой физического воспитания».
— Товарищи, а почему вы столь уверенно полагаете, что нам сюда? — спросил Марсель Прохорович.
Ни Назаров, ни Сосницкий не ответили ему. Они подошли к особняку и уже за двадцать шагов прекрасно слышали, что происходит в его стенах.
Могло показаться, будто в здании одновременно состязаются десять хоров. Назаров улавливал отдельные мотивы, от «Варшавянки» до куплетов про красоток в кабаре. Видимо, хормейстеры время от времени ссорились друг с другом: доносились звуки выстрелов. На минуту всех певцов сразу перекрыл мощный голос: «Товарищи, настал час». Назаров так и не узнал, о каком часе велась речь — оратора заглушила длинная пулеметная очередь.