— Ну что ты, мой хороший, не стоит. Вы для меня всё на этом свете. — Градов изящно запустил руку в карман своего пиджака.
***
— Это вы были для нас всем на этом свете, — едва слышно всхлипнул Ярослав, держа в своей руке похолодевшую руку профессора. Вода в ванне оказалась едва тёплой и уже практически остыла. Градов продолжал грациозно полулежать, словно, расслабившись, немного решил вздремнуть в забирающей усталость воде. Кровь стекала с него всё реже и меньше.
Орудие убийства — простой, но чрезвычайно острый медицинский скальпель — аккуратно лежало на краю ванной. Алая тряпка висела на кране, сделанном вместе с остальными элементами ванной комнаты в стиле ретро. Похоже, Красный тряпочник вскрыл профессору вены и оставил в таком состоянии в тёплой воде, в результате чего Аркадий Константинович скончался от обильной кровопотери.
Что чувствуешь, когда теряешь наставника? А если этот наставник был не строгим учителем с тяжёлым характером и десятками требований, к которому постоянно нужно было искать индивидуальный подход, а лучшим другом? Даже правильнее говорить, отцом, ведь в детстве маленькие анализаторы, рано осиротевшие и лишившиеся родителей, нередко звали его «папой».
Человеку свойственно искусственно преуменьшать опасности, будто заметая их под ковёр. Когда под лезвие беды попадают чужие люди, всегда кажется, что она где-то там, далеко — в другом мире или даже измерении. Но когда рок атакует любимых и близких, даже самые стойкие способны дрогнуть. К этому моменту практически никак невозможно подготовиться, он сравним с ударом обухом по голове или выстрелом электрическим тазером в грудь — следствием в любом случае станет шок.
Допускал ли Ярослав, что всепроникающий Красный тряпочник сможет добраться до коллег и друзей? Конечно, допускал. Однако как теперь сжиться с этим, смириться с новой реальностью, качественным переходом на другую стадию жизни, когда событие не оказалось предотвращено, но уже наступило? Как принять то, что выкидывал из головы как мерзкую навязчивую обсессию, приводя самому себе рациональные и иррациональные аргументы низкой вероятности несчастья? Тем более, когда ты являлся человеком, вроде бы способным контролировать время и пространство. А в итоге получилось, что ты так же хрупок и уязвим, как и абсолютное большинство представителей рода человеческого?
Он бы разбил очки «Тиресия» о кафельную плитку ванной комнаты, порвал бы провода «Гормоны», утопил бы «Гермес» в едва тёплой и солоноватой от крови воде, не будь эти устройства столь прочными и надёжными. Всю систему «Зевс» готовили использовать не только на Земле, но и в космосе, под прожигающими лучами смертоносного вне планетарной атмосферы Солнца. Какого вреда будет ему от простой водички и пары бросков напряжённой человеческой рукой?
Но больше всего рвало на части изнутри ощущение того, что подлый и кровожадный преступник, посмевший покуситься уже на самое святое, всегда оказывался на шаг впереди, и наказать его или хотя бы предотвратить новые катастрофы всё ещё представлялось маловозможным. Все усилия Ярослава и его товарищей по поимке особо опасного преступника, казалось, единовременно попросту рассыпались в прах.
На пороге ванной появились Боровиков и Перов.
— Для кого мы ставили тревожную кнопку, инструктировали… Что ж тебя так угораздило, Аркадий? Что ж тебя так угораздило?.. — произошедшая трагедия подкосила даже сварливого, с жёстким сердцем Борова.
— Ярослав, я очень не хочу это произносить, но нам нужно от тебя подтверждение произошедшего… — тихо попросил Перов.
Коломин встал, прошёлся, как лунатик, к раковине, рваными неестественными движениями вытер руки.
— Уже, — тихо ответил капитан. — Забрался он самостоятельно со стороны двора, как обычно он всегда это делал. Окно было открыто на верхнее проветривание, он воспользовался каким-то строительным инструментом, как всегда переделанным под свои нужды, смог поддеть его изнутри и открыть. В ванну прошёл, пока Нонна Георгиевна готовила. Дальше можно я не буду продолжать?
— Не продолжай, — опустил голову Боровиков. Взял поникшего Ярослава за руку, когда тот собрался куда-то уходить. — Ради бога, капитан, ты-то куда собрался? Нам ещё тебя не хватало потерять.
— Антон Владимирович, я не могу тут находиться, — как заведённый робот, откуда-то изнутри себя ответил Коломин.
— Тогда иди, но, пожалуйста, сам ничего сейчас не натвори! — с немного излишней заботой наказал Боров. — Я ещё побуду здесь вместе с Перовым.
Кто знает, сколько кругов на «Метеоре» проехал Ярослав в тот день по Садовому кольцу, будто запрограммированный. Проносились вывески, рекламные щиты, плакаты, иллюминация кафе, ресторанов, театров и других примечательных исторических зданий, летали во все стороны аэрокары — Москва относилась к трагедии отдельно взятого человека равнодушно, а любимый город стал полностью чужим.
Когда Коломина успело выбить из замкнутой окружности Садового, он сам не понял. Машина его неслась к зданию Госплана на Охотном ряду через Театральную площадь. Ах, Театральная площадь — название ей было выбрано не зря. Большой театр, Малый театр, Щепкинское театральное училище, Академический молодёжный театр, Московский театр оперетты, Московский художественный театр имени А.П. Чехова в Камергерском переулке чуть неподалёку — все они располагались здесь рядом. Сколько историй, событий — сколько переплетений судеб утончённых талантливых людей происходило в этих местах! Вся жизнь — театр, писал когда-то классик, вот только, скорее всего, театр абсурда, в отличие от театра классического, консервативного, где всё как раз было системно, организованно и органично.
Не в силах хоть малую толику отойти от смерти профессора, Ярослав рядом с Манежем чуть ли налетел на пикап «Москвич», управляемый каким-то дедулей. Пожилой водитель в сердцах посигналил душевно разбитому Коломину и рассерженно газанул дальше по Моховой. Через полминуты к «Метеору» подъехал милицейский аэроцикл, заставив машину особой модели прижаться к обочине.
— Товарищ капитан, ПДД, устав и протокол вы знаете. Нарушать можно только при включённых проблесковых маяках и специальном звуковом сигнале. В следующий раз оштрафую, — предупредил ГАИшник. Аэроинспекторам городов, в которых располагались Экспериментальный отдел и его филиалы, были отлично «Метеоры» и их особые пассажиры. По этой причине милиционер быстро понял, кто перед ним. — Стоп, а вы не пьяны?
— Вроде ещё нет, — никаким голосом ответил Ярослав, действительно в эту минуту сильно походивший на пьяного. — От медосвидетельствования не отказываюсь.
ГАИшник хмыкнул и снял с пояса наркотестер. Ярослав дунул в специальный прибор и сразу же сунул палец в него, чтобы сдать капельку крови. Наркотестер показал отсутствие не только алкоголя, но и каких-либо психоактивных веществ. Пожелав старшему по званию аккуратного вождения, инспектор отпустил Коломина восвояси.
Приехав домой, Ярослав бесцельно включил компьютер и стал большими глотками глушить бутылку холодной текилы, некогда купленной в «Берёзке», не закусывая. Крепкий алкоголь немного сгладил душевную боль, и, как это часто бывает при быстром опьянении, Коломин стал испытывать калейдоскоп эмоций — как позитивных, так и негативных. Он предавался воспоминаниям, связанным с профессором Градовым, рефлексировал, ностальгировал. Лучшее, светлое и тёплое, как та сцена в зоопарке, часто приходило на ум. На дворе как будто перестала наступать ледяная русская зима, мёртвая, колючая и беспощадная, а вновь раскрылся лепестками цветов прекрасный май, обучение в рамках проекта «Зевс» на кафедрах и в аудиториях Института, интересные и захватывающие лекции Аркадия Константиновича — лучшее его и остальных анализаторов время. А ведь время — главный враг человека, и очень жаль, что крайне редко он об этом вспоминает.
— Вы не умерли, проф, — грустно улыбнулся Ярослав, глядя сквозь остатки прозрачной текилы на дно бутылки, на которой стеклодувами были выведены объём ёмкости и дата производства. — Вы теперь летаете среди атомов в вышине, там, где облачный горизонт переходит в бескрайний космос. И мы обязательно, слышите, обязательно, ещё с вами встретимся. Иначе быть не может…
Крепкий мексиканский напиток всё-таки сделал своё дело: категорически не желая спать, Коломин спустя какое-то время под бьющийся о стёкла мокрый снег провалился в царство Морфея.