Боровиков положил трубку, и благодушная улыбка мигом сошла с его лица, как будто ему ни минуты не хотелось пребывать в хорошем расположении духа. К сожалению, даже общение со старым другом не могло надолго разбавить его кислую мину.
— Горчаков всё сделает в ближайшие пару дней, но всё равно непонятно, что его парни конкретно будут искать… — сухо доложил Коломину Антон Владимирович.
— Товарищ полковник, спасибо огромное! — радостно улыбнувшись, Ярослав поднялся со стула. — Я тогда к нам, поработаю немного за компьютером. Разрешите идти?
— Иди уже…
Когда Коломин покинул переговорную, Боровиков отмахнулся на кого-то невидимого, достал из-за пазухи маленькую подарочную флягу и отпил из неё глоток крепкого напитка для успокоения.
Глава XVI. ВСПОМИНАЯ В БАСМАННОМ
Осенняя буря шутя разметала
Всё то, что душило нас пыльною ночью,
Всё то, что давило, играло, мерцало,
Осиновым ветром разорвано в клочья.
ДДТ, «В последнюю осень».
В просторном, хорошо освещённом помещении с умеренной скоростью щёлкал метроном. Едва слышно гудели сложные, словно на атомной электростанции, приборы. Научные аппараты разнообразных габаритов обрамлялись прикладными пузатыми кинескопами и ЭВМ. От экранов исходил зелёный, реже — синий или голубой свет. Огоньки светодиодов, особенно за прозрачными стенками серверов, и лампочки часто подмигивали, точно заигрывая. Вращались пропеллеры кулеров, будто десятки самолётов готовились ко взлёту, почти неслышно жужжали блоки питания. Провода разных цветов, длины и толщины убегали под столы к полу или наоборот — к потолку, прячась в кабель-каналах. Красный шрифт LCD Nova, как в электронных часах, выводил на многочисленных табло точные цифры. Качались стрелочки показателей, определяя конкретные значения. Кнопки, тумблеры, верньеры и рычажки были приведены в нужное рабочее положение.
Кроме того, на стенах красовались плакаты и различные инструкции: от техник безопасности, чертежей устройств до портретов вождей и изображений с мотиваторами с профессиональным юмором. Толстые стёкла широких окон заграждались плотными жалюзи. В дальнем углу тихо играла какая-то лёгкая мелодия, динамик внутренней связи время от времени включался чьими-то переговорами. Иногда звонили одинаковые красные телефоны с дисковыми номеронабирателями на корпусе. К ближайшей к выходу стене прикреплялись полупрозрачные трубы пневмопочты. На рабочих местах — у кого аккуратно, у кого не очень — лежали всяческие документы: письма, отчёты, статьи, включая научные, техническая информация. В частом употреблении у местных сотрудников, конечно, также оказывались справочники, энциклопедии и тяжёлые монографии. Бумагу сопровождал типичный набор канцелярского бюрократа: ручки, карандаши, ластики, замазки, скоросшиватели, дыроколы, степлеры, папки, файлы, печати, штампы, скрепки, кнопки, ножницы и т. д.
Дело «Красного тряпочника» застопорилось. Сначала Ярослава и Экспериментальный отдел постигла неудача в аэропорту «Шереметьево». Затем выяснилось, что вдова убитого режиссёра Проталина-Семиструнного пока не готова дать дополнительные показания. Какие-то временные препятствия возникли с материалами о гибели академика-химика. Борова подобный расклад не устраивал. Однако чисто объективно полковник ничего поделать с произошедшим не мог и стал относиться к текущим событиям несколько «философски». Также поступили Коломин, Таня и остальные сотрудники отдела, занимавшиеся Красным тряпочником. Казалось бы, можно бы чуть-чуть подрасслабиться.
Выждав удачный момент, Ярослав улизнул с работы на диагностику, которую давным-давно следовало бы провести, в НИИ нейропсихомеханики и анализа времени. Сейчас, с голым торсом и задранными штанинами, облепленный проводами и датчиками, он сидел в кресле, похожее на стоматологическое. Градов и группа учёных, в том числе высококлассные врачи, наблюдали молодого анализатора и письменно фиксировали свои выводы. Исследователи просили то открепить всю систему «Зевс» от тела, то снова прикрепить — как вместе с очками «Тиресия», так и без. Принтеры активно печатали бумагу с теми результатами, что недостаточно было вывести на экранах. Учёные порой негромко переговаривались, обсуждая полученные данные.
— Хороший всё-таки прибор — «Зевс». «Гермес» при верном содействии «Асклепия» в режиме реального времени в течение суток сохраняет все сердечно-сосудистые показатели. Нашим ребятам не нужно отдельно таскать на себе СМАД или «Холтер», — похвастался кардиолог, поправив здоровые очки, закрывавшие верхнюю половину лица. По своим габаритам они напоминали, скорее, очки виртуальной реальности, нежели стандартную, привычную вещь в повседневном представлении. Отчасти на них походил и «Тиресий», но это устройство являлось намного более компактным.
— Это я в курсе, — обычно оптимистично настроенный Градов сейчас пребывал в напряжённой сосредоточенности. Сложив руки под мышками, профессор выжидательно глянул на другого своего коллегу, словно желая, чтобы тот развеял нехорошие подозрения.
Учёный молча развёл руками и виновато пожал плечами. Опасения Аркадия Константиновича начали подтверждаться. Он почесал бровь, подошёл к квадратному прибору и сам покрутил пару верньеров. В динамике пискнуло, металлические стрелки показателей дёрнулись и стукнулись об ограждавшие их стёклышки.
— Только не говорите, что мне осталось пару дней. — Ярослав, заскучав, закатил глаза, а затем закрыл их. Ближайший к нему учёный что-то начал интенсивно набирать на громкой клавиатуре. Градов кивнул коллеге, на которого до этого смотрел.
— Степень трезвости рассудка по Бехтереву — «Предпомешательство». Крупные депрессивные инклюзии по Беку. Значительное повышение коэффициента резистентности к «Псио». Спорадические случаи повышения давления (сто пятьдесят — систолическое, девяносто — диастолическое) и тахикардии вне зависимости от факта стресса, — зачитал до этого молчавший учёный. — Хотя ЭКГ и ЭЭГ никаких отклонений не показывают.
— Ну для нашего брата сие вполне ожидаемо, — развёл руками Ярослав, особо не удивившийся результатам диагностики. — Только рассудок по Бехтереву — как-то странно. В этом плане я совершенно себя нормально чувствую.
— Это вам так кажется, — особо не обрадовал учёный.
— А Виолетта успела пройти диагностику? Как у неё дела? — поинтересовался у Градова Коломин.
— Картина примерно такая же, как и у тебя, но есть ещё несколько тревожных моментов. МРТ кое-что выявил в её головном мозге, — натянуто ответил Аркадий Константинович. Решительно добавил: — Вообще я хотел собрать всех в Институте и проверить каждого из вас. Дело не критическое, но достаточно серьёзное.
— С Ярославом мы закончили, профессор, — буднично улыбнулся кардиолог, снимая свои большие очки.
— Друзья, вы все свободны. Можете сходить перекусить. — Градов хлопнул в ладоши, желая остаться с Ярославом один на один. Подчинённые профессора послушно кивнули и начали выходить из помещения друг за другом, выключая устройства или переводя их в спящий режим. Когда последний учёный покинул помещение и закрыл за собой дверь, Аркадий Константинович подъехал на стуле к невыключенному компьютеру, чтобы ещё что-то уточнить для себя. Спросил у Коломина: — Ты когда последний раз хоть отдыхал-то?
Ярослав надолго задумался, уставившись в потолок.
— Даже не помню, если честно, проф, — слегка подал плечами капитан.
Градов крутанулся на стуле и полностью обернулся к Коломину.
— Ярослав, ты помнишь правила. Отпуск — это не просто беспечный отдых, особенно для анализатора. Какой-то длительный промежуток времени ты должен дать своему организму, чтобы тот отдохнул от «Псио» и «Зевса» в целом. Полное игнорирование прибора на несколько недель, физическое и душевное расслабление. Я бы выписал тебе путёвку в наш санаторий под Приморско-Ахтарском или Алупкой. Поплавал бы в море, покатался бы на парусниках, прошёл бы физиотерапию, отвлёкся бы, — предложил Аркадий Константинович.