Выбрать главу

   -- Даже в самые страшные годы Войны Союзов ни один архат не позволял себе подобного зверства, - говорил Имаскар, не в силах оторвать взгляд от обугленного черепа сестры. - Мы убивали друг друга, калечили и изгоняли, но не сжигали.

   -- Ташит, Мертвое сердце, был сожжен одним из ваших предков, шианар, - осторожно напомнил генерал.

   -- Он получил по заслугам! - рявкнул Имаскар. - Полагаешь, мои братья и сестра заслужили бродить вечность призраками, сжираемыми голодом и злобой?!

   Ксиат потупил взор. Имаскар знал, что преданный генерал не заслужил подобной злости, но слова были сказаны, а правителю Второго союза не к лицу извиняться ни за свою грубость, ни за свою злость.

   -- Аколиты хорошо искали? - сквозь зубы процедил Имаскар. - Неужели, нет ни одной души, которая не задержалась бы здесь?

   -- Они продолжают звать, шианар, но души молчат. Прошло слишком много времени.

   -- Сколько, как думаешь?

   Спросив это, Имаскар склонился над обгорелыми костями, со всем почтением, на которое был способен, снял браслеты и надел их на руку. Теперь они его по праву.

   -- Я не уверен, я думаю, что разбойники напали не позднее, чем через час после твоего отъезда.

   Слова ядовитой змеей подозрения вошли в уши Имаскара. Они напали именно тогда, когда Второй наследник отправился выкорчевывать скверну с границ владений своего Союза, и забрал с собой две трети воинов. Жалкие людишки! Нападать исподтишка, кусать в спину, зная, что в прямом поединке ждет неминуемый проигрыш. Ни один архат не ведет столь гнусные войны.

   -- Наверное, нас предал кто-то из слуг-людей, - произнес Имаскар. - Я говорил брату, что он слишком доверчив к этим гнилым существам, но Исверу не слушал. Те, кто предали свои корни и не чтят своих предков, ничего не знают о верности.

   -- Ты думаешь, что нападали люди? - В голосе генерала угадывалось сомнение.

   -- Больше некому, Ксиат. Все вокруг кричит об их присутствии.

   -- Ты станешь просить правительницу о разрешении потревожить Смотрящих?

   -- Сделать это меня обязывают порядки, - не без раздражения признался Имаскар. - Ксиат, я видел, как ведут войны люди, я видел на что они способны ради желания победить. Тайновидящие вряд ли скажут что-то, о чем бы я не догадался сам. Но я поступлю, как должно. Я наступлю на глотку горю, но выжду положенные дни бдения и даже разрешу развеять пепел моих дорогих брата и сестры, и никогда не произнесу их имена вслух. - Имаскар сжал кулаки до хруста в костяшках, пытливо посмотрел на генерала.

   -- Ты знаешь, что я с тобой всегда и во всем, - отчеканил тот.

   -- Время, о котором говорила Мать, пришло.

   -- Ее слова всегда были верны, - согласился генерал.

   -- Жаль, что Мать никто не слушал, кроме меня. Будь у Исверу хоть немного жесткости отца, он бы убедил Единый союз обнажить мечи и прогнать риилморцев с наших земель.

   Генералу хватило благоразумия промолчать.

   Воины и аколиты работали всю ночь. Рассвет кровавым пятном выплыл из-за горизонта, а за ним следом выкатилось необычайно огромное, красное солнце, словно Создатели провели ночь в жаркой битве. Архаты перешептывались, что Создатели скорбят о своих убитых детях. Имаскар провел ночь на погребальном капище своего Союза: круге, выложенном из монолитов кровавика и сердолика. В сердце круга аколиты сложили костер из веток акум-аато и связанных из полыни фигурок погибших. За каждого из родственников Имаскар подносил факел к костру, проговаривал имя и просил Скорбную позаботиться о новоприбывших. Аколиты тем временем рассаживались вокруг костра и, сотрясая небеса песнями траурного бдения, поднимали полынные чучела над головой. Они пели несколько песен, а потом надолго затихали, неподвижные, словно сердолик и кровавик. В моменты тишины аколиты покидали тела из плоти и крови, и отправляли свой дух путешествовать, чтобы помочь заблудшей душе отыскать дорогу во владения Скорбной.

   Три дня и три ночи аколиты сидели на своих местах. Они не нуждались ни в чем, кроме своих полынных кукол и сладкого дыма тлеющего акум-аато. Все это время Имаскар предавался горю, молил Скорбную принять умерших со всеми почестями и щедростью, и оплакивал печальную участь сожженных.

   Когда траурным бдениям вышел положенный срок, Имаскар призвал к себе генерала.

   -- Сегодня я отбываю в Первый союз. Я оставляю на тебя раны моего дома, потому что больше мне некому доверять.