- Вы понимаете, поручик, что Ваша канистра выглядит в этой обстановке несколько... нелепо, - молвил граф, запирая потайную нишу и задергивая портьеру. - Прошу вас, мои дорогие.
Гости подошли к столу. Ленц, справившийся, наконец, с крышкой канистры, разлил по кубкам густую темную жидкость. Трое мужчин и женщина взяли в руки чаши. В глазах каждого блеснули вдруг дьявольские огоньки. Первым пригубил поручик, за ним Станислав Константинович и Марта Генриховна. Кубок Ростислава Александровича опустел последним. Тут же, не сговариваясь, стоящие ухватились за руки друг друга, подняли головы к потолку и издали чудовищный, нечеловеческий вопль. Глаза вспыхнули ярко-красным демоническим светом, а окровавленные зубы стали превращаться в острейшие клыки. Вампирское пиршество началось.
Глава 11
... Семен Афанасьевич брел, куда глаза глядят. Глядели они на удивление хорошо. Это в ночи-то! Фельдшер устало волочил ноги и категорически не мог понять, что же с ним произошло за последние сутки. Потапову снова стало казаться, что мысли в его голове отяжелели, слиплись между собой и снова превращаются в гадкий семинарский кисель. Со слабоколышущимся киселем в голове он обреченно тащился куда-то прочь от деревни. Ноги усердно мяли и топтали сначала посадку проса, затем неширокую полосу еще зеленой пшеницы, после перешли на слегка сырую луговую траву. Одуряюще пахло мятой, коноплей и еще чем-то сладко-горьким. Семену Афанасьевичу нестерпимо захотелось пить. Но никаких источников воды поблизости не было. Это фельдшер понял, тщательно принюхавшись. Затем он опустился на землю, в пышное разнотравье, принялся рвать какие-то листья и отправлять их в рот. Было невкусно, но жажду, как ни странно, утоляло. Семен Афанасьевич сидел на земле, жевал траву и усердно пытался понять, почему сейчас он - деревенский фельдшер, прошедший курс естественных наук в уездном училище, ночью сидит посреди поля и жрет траву, словно крупный рогатый скот. На всякий случай Потапов даже решил ощупать голову на предмет наличия рогов - но таковых там не обнаружил. Зато с удивлением отметил, что его череп стал каким-то бугристым - словно главная деревенская дорога. «Что за черт? - думал Семен Афанасьевич. - Вчера мы с Незабудкиным хлестали наливку... Я очнулся, кажется, ввечеру - чувствую себя погано. Тут эти понаехали: поп, становой, староста, еще там кто-то... Говорят, мертвец. Про меня говорят! Я очнулся. Эти в крик. Я окно вышиб и убежал. Что за черт?..»
Подул легкий ветерок. Таинственно зашуршала трава. Где-то в поле печально крикнула ночная птица. Семен Афанасьевич снова принюхался. В налетевшем ветерке он различил едва ощутимый запах сырости. «Река... нужно идти к реке. Там можно напиться!»
Потапов встал и снова, не разбирая дороги, двинулся прямо против ветра. Так он прошел где-то полверсты. Неожиданно впереди замаячило какое-то громадное строение, обнесенное забором. «Усадьба графа Гневанского! Вона куда я забрел!». Потапов остановился и пригляделся. Из-за прикрытых шторами окон пробивался красноватый свет, мелькали какие-то неясные тени. Кажется, доносились даже звуки музыки. Фельдшер, категорически не разделявший суеверия деревенских и полупьяное мнение учителя о графе, все-таки инстинктивно решил не приближаться к усадьбе. Но путь к реке был один: по торной дороге, слева от которой стояла усадьба, а справа высился темный, пахнущий прогретой хвоей и земляникой лес. Тогда Семен Афанасьевич выбрался на дорогу.
Тут же в нос шибанул запах пыли, дегтя, конского пота и навоза. Недовольно поморщившись, он все же зашагал в сторону реки. Фельдшер шел и чувствовал, что с его организмом происходит что-то непонятное, и даже невероятное с медицинской точки зрения. Мышцы, одеревеневшие с утра, вдруг приобрели эластичность и упругость и, кажется, даже увеличивались в росте прямо сейчас! Одежда фельдшера, та самая пиджачная пара, льняная сорочка с оторванной пуговицей и штиблеты, стали вдруг слишком тесными и неудобными. Возникновение острого зрения в ночи и чуткого звериного обоняния вроде бы и фиксировалось сознанием как факт, но нисколько не пугало. Напротив, аналитические мыслительные процессы все более тонули в вязком и густом киселе. Семен Афанасьевич переставал мыслить - зато инстинкты и чутье забирали все большую роль в руководстве его поведением. Семенов попытался еще раз понять причинно-следственную связь произошедшего, но его вдруг отвлек громкий голос, донесшийся с той стороны, куда он держал путь. Нос тут же втянул воздух.