«Люди. Деревенские мужики. Идут с реки. Человек десять. Пот. Железо. Инструменты? Артельщики?»
Фельдшер скакнул к обочине и бесшумно скрылся в густой траве. В два мощных прыжка он преодолел расстояние до леса и устроился под раскидистым кустом бузины. С этой позиции было достаточно удобно наблюдать за дорогой, оставаясь незамеченным.
Вскоре до слуха Семена Афанасьевича донеслось негромкое, но стройное мужицкое пение. Фельдшер уже не мог разобрать слов, но мелодия песни, такая знакомая и близкая, вдумчиво-печальная, пронзила его душу насквозь. Если бы это произошло вчера, когда они с учителем угощались наливкой, он, быть может, даже пустил бы слезу. Но сейчас Потапов лишь недовольно заворчал и удобнее устроился в своем убежище.
Через пару минут в поле зрения фельдшера показались поющие мужики. Их было человек пятнадцать. Одетые в льняные рубахи и матерчатые картузы, они неторопливо шли в сторону деревни. У кого-то за плечами висел холщовый мешок, у кого-то - берестяной квадратный туес. Почти все несли разные плотницкие инструменты: топоры, фуганки, пилы. Семен Афанасьевич внимательно глядел на проходящих мужиков и никак не мог вспомнить, где уже видал их. Неожиданно со стороны графской усадьбы послышались какие-то другие звуки. Будто кто-то со всех ног мчался по полю. Даже не кто-то один, а целая толпа. Целая толпа людей молчаливо неслась со стороны усадьбы Гневанского прямо на него, фельдшера Потапова. Необъяснимый страх, панический и всепоглощающий, охватил бедного Семена Афанасьевича. Это чувство сковало все его мышцы - он просто одеревенел, сидя под кустом бузины. Только глаза хорошо смотрели, да чувствовал запахи нос - и слышали чей-то тяжелый топот и тихую мужицкую песню уши.
А потом произошло что-то из ряда вон выходящее - то, чего никогда не могло случиться на этой земле, но случилось. Поле, лес, ночное небо - все вдруг, разом, содрогнулось от чудовищного воя. Дикий, нечеловеческий визг взмыл ввысь, пошатнув небосвод, и упал так же стремительно вниз, больно резанув по ушам. Вопили десятки глоток каких-то страшных, дьявольски жестоких существ. Мужики, словно натолкнувшись на невидимую преграду, резко остановились на дороге. Кто-то упал, кто-то выронил из рук топор. А через секунду из высокой стены неспелых хлебов на дорогу выскочили какие-то твари, полулюди-полузвери, и с бешеной яростью и диким криком кинулись на растерявшихся мужиков.
Началась безумная, кровавая свалка.
Твари кидались на крестьян, хватали их за руки, ноги, головы и рвали тела на куски. Слышался хруст костей, треск разрываемой плоти от вонзаемых в тела зубов. Рекой лилась кровь, которую нелюди тут же жадно принимались поглощать. Один из мужиков, шедший впереди всех, высокий и статный, успел пару раз махнуть топором на длинной рукояти. Первый удар разрезал воздух, а вот во второй раз топор с силой хрястнул по плечу какую-то тварь с длинными женскими волосами. Та бешено заверещала, а на сопротивлявшегося богатыря тут же накинулось еще три нелюдя. Через пять минут все было кончено.
Потапов сидел под кустом и не дышал. От увиденного глаза его вылезли из орбит. Кажется, от страха он даже намочил ставшие ему тесными брюки. В нос били резкие и тошнотворные запахи крови, мочи и пыли. Но все это было неважно - лишь бы не тронули его самого эти ужасные твари! Когда последний нелюдь, прошуршав, скрылся среди пшеницы, Семен Афанасьевич, глубоко вдохнув, изо всех сил напряг затекшие мышцы, прыгнул раз, другой, выскочил из-под бузины, и что есть силы помчался прочь, треща ветками и глухо, судорожно подвывая.
Глава 12
Очередное утро в Гневинке началось со скорбного обряда - хоронили старика Варваричева. Все деревенские неторопливо стягивались на кладбище, располагавшееся на окраине селения. Пришли на похороны и гости из волости - Аркадий Ипполитович, Карп Прокопьевич и Василий Матвеевич. Отец Никодим вел службу. После вчерашней стычки мужики все еще косо поглядывали на священника, но общее горе как-будто слегка примирило поссорившихся. Когда по крышке простого соснового гроба застучали бросаемые комья земли, отец Никодим решил произнести речь - и все этим испортил.
- Все мы когда-то перейдем в мир иной, - густой бас настоятеля Брюхановской церкви степенно рокотал над кладбищем, объятым грустным безмолвием. - Что мы скажем нашему Господу? Какой ответ дадим за свои деяния здесь, в земной жизни? Степан Степанович Варваричев, усердный хрестьянИн, он расскажет Богу, смиренно склонив голову, как всю жизнь трудился в поте лица, добывая хлеб насущный. Как на каждую службу ходил в церковь. Как не осуждал, не гневался и не был гордецом. Вот что скажет его душа, когда предстанет на мытарствах! А может быть, по скромности своей, и этого не скажет, а будет смиренно молчать. И тогда за него произнесет все его Ангел-хранитель, которого он никогда не отгонял от себя грешными поступками. А что скажете вы? - тут отец Никодим грозно возвысил голос. - Будете ли вы рассказывать Господу, как пьянствовали, сквернословили, желали жен ближних своих и открыто блудили? Будете рассказывать, как сало да колбасу в пост жрали, как вино в святые праздники хлестали вместо того, чтобы к литургии в церковь пойти? Этим-то пред очами Господними оправдитесь?..