- На вас что, совсем хреста нету? - почти закричал он своим тоненьким старческим голосом. - Умер, упился, убили - все одно, преставился к Богу человек! А никакого почтения у вас, горлопанов молодых, к смерти человеческой нету! Обмыла ль ты, Ильинишна, усопшаго? В одежду покойницкую обрядила, псалтырь раскрыла? - Степан Степанович зорко посмотрел на старуху-квартирщицу; та потупила глаза и молчала. - Позабыли все, что допреждь всего - душа важна, она пред Богом ответ держать будет! А земные дела наши - они опосля!
После речи старика Варваричева над Гневинкой повисла тишина. Перестали гомонить бабы, сморкаться в пятерню мужики. Не брехали кудлатые собаки, не слышно стало задорных мальчишечьих голосов - и лишь за рекой недовольно взмыкнула старая корова, на которую пытался взобраться отвязавшийся молодой бычок.
Степан Степанович еще раз обвел взглядом население Гневинки и, уцепившись взглядом за стоявшего в третьем ряду Митьку Кабанкина, продолжил:
- Ты, Митрий, бери-ка у Прокопьича подводу - да езжай в волость. - Митька, подпихиваемый другими, одним боком вылез вперед, к крыльцу. - В волости иди прямоходом к старшине, вместе сыщите станового пристава - да про отца Никодима не забудьте! И, не мешкая, назад ворочайтесь! Смертное дело, оно суеты не любит, но и поспешать надобно с разумением!
На том и порешили. Митька, пыля по деревенской дороге, укатил в соседнее село Спасо-Брюханово, или просто Брюхановку, как называли его все местные. Степан Степанович, Ильинишна и еще несколько деревенских отправились собирать почившего фельдшера в последний путь. Героя японской войны, еще не вполне угомонившегося, отвели в избу, поставили перед ним литровую бутыль мутного деревенского самогона и усадили напротив Прокопьича - для догляду. Остальные разбрелись по своим большим и малым делам, гадая, отчего-таки помер Потапов и как же теперь жить без его припарок и средств от похмелья.
Глава 4
А в усадьбу графа тем временем съезжались всё новые гости. Экипажи один за другим прислонялись к раздвижному коридору, и неведомые их пассажиры двигались внутрь. Кареты, ландо, крытые пролетки и линейки, даже дрожки с балдахином - все откатывалось прочь от парадного крыльца мышиными слугами и исчезало в густой июньской темноте где-то за главным корпусом усадьбы. Таинственное действо происходило в гробовой тишине - лишь негромко скрипнула плохо смазанная ось одной из карет, да ветер легонько прошуршал среди кустов алого кизила. Неожиданно угрюмую тишину нарушил густой механический рокот, и через секунду к ступеням крыльца, весь в клубах пыли, подлетел черный, блестящий автомобиль на рессорных колесах и с кожаной разборной крышей. Еще пару раз чихнув и рыкнув, автомобиль заглох, пустив напоследок вокруг себя сизое облачко бензиновой вони. Тут же из него выскочил последний гость, молодой и подтянутый брюнет в высоких начищенных сапогах, широченных галифе стального цвета, затянутый в ремни и портупеи поверх скрипучего кожаного реглана. На голове брюнета красовалась черная суконная фуражка с лаковым козырьком, а половину лица закрывали огромные очки с темными стеклами. Сдернув с правой руки широкую перчатку-крагу желтой телячьей кожи и блеснув серебром офицерских погон, брюнет юркнул в приставной коридор. Тот, ухая и подвывая, тут же пополз по ступеням вверх. Мышиные слуги сунулись, было, к черному автомобилю, пахнущему бензином, разгоряченным маслом и металлом, но тут же в недоумении отпрянули и поспешили сгинуть прочь. Автомобиль так и остался стоять у самых ступеней опустевшего парадного крыльца.
Между тем, гости Гневанского собрались в приемной зале дворца. При неярком свете изящной подвесной люстры и настенных канделябров дамы и кавалеры, приглашенные на бал, неторопливо прогуливались вдоль стен, со вкусом декорированных рубиново-красной тканью, дубовыми панелями или шпалерами, изображающими мужчин в строгих одеяниях и с сумрачными лицами, с видимой неохотой брали с приставных столиков хрустальные бокалы с темным, почти черным напитком и, слегка пригубив, тут же возвращали бокал на место, негромко между собой переговариваясь. Большинство мужчин были одеты в темные фрачные или сюртучные пары, с темных же оттенков галстухами - обычную, в общем-то, одежду для бала или торжественного приема. Особого разнообразия в туалетах стоило ожидать от дам - но и тут всюду преобладали темные и пепельные тона нарядов. Впрочем, фасон был достаточно модным. Большие широкополые шляпы со страусиными перьями закрывали худые и бледные лица. Длинные и узкие платья в пол изящно скрывали грудь от любопытных взглядов, на плечи были небрежно наброшены шали либо сетчатые накидки. Кто-то курил, кто-то негромко и учтиво посмеивался. Камерный оркестр из тех же слепых дворовых-музыкантов в ливреях вкрадчиво наигрывал сюиты и меланхоличные ноктюрны. Казалось, будто в парадной зале усадьбы графа Ростислава Александровича Гневанского проходит не веселый бал, а какая-то скучная, но обязательная траурная церемония. Вдруг хлопнула дверь, и в залу, грохоча каблуками и скрипя ремнями, ворвался давешний шофер автомобиля. Гости оживленнее задвигались, зашептались; заинтересованнее зашуршали дамские платья. Молодой офицер, остановившись посреди залы, артистично сорвал с лица большие авиаторские очки и высоким голосом воскликнул: