— Герр Волков, фройляйн Марта, — сказал Юрген и очки его сверкнули. — Вы должны подписать это.
На стол легли два бланка с германскими орлами со свастикой.
— С этого момента вы не должны обсуждать обстоятельства этого дела ни с кем, кроме меня, ясно вам? — он грозно уставился на нас. — В ином случае вас ждет обвинение в государственной измене и смертная казнь.
Я мысленно присвистнул, но на самом деле не удивился. От этого дела и впрямь за версту несло шпионскими играми. А значит, как водится, строжайшая секретность и все такое. Может даже проштрафившегося часового под шумок уберут… Похоже, второй работал на британскую разведку, вырубил первого и сбежал. И тогда этот «Джеймс Бонд» со своей бесшумкой пробрался в здание вслед за Доминикой, чтобы… Чтобы что? Если бы он хотел ее просто пристрелить, наверное, она была бы мертва. Или она настолько крута, что спиной почувствовала угрозу, пинком в прыжке выбила пистолет, и…
— Герр Волков, я жду! — холодно напомнил о себе Юрген.
— Да-да, конечно, — залопотал я. — Извините, растерялся, день был очень длинный, устал, знаете ли…
— Ваша работа меня не касается, — презрительно скривил губы Юрген. — Подписывайте, и можете идти спать.
Я взял ручку и поставил свою подпись. Пробежался глазами по печатному тексту проформы ради. Так-то мне было все равно, что я там подписываю.
— Теперь все? — спросил я, поправив очки. — Мы можем идти?
Юрген аккуратно сложил обе бумажки, мою и Марты, в свою папку и кивнул одному из своих громил.
— Гейнц, проводи герра Волкова и Марту к выходу.
На улице было уже не по-летнему холодно. На небе сияла серебром полная луна. И от ее серебристого света делалось еще холоднее. Где-то уныло завыла собака. Я поежился. Захотелось закутаться в свою многострадальную гимнастерку еще теснее. Подумалось, что надо бы обзавестись одеждой потеплее, лето явно закончилось, а потом еще и зима настанет…
— Помнится, кто-то говорил про бутылочку хереса… — задумчиво сказал я.
— Уже поздно, — буркнула Марта. — А еще нужно успеть выспаться…
Она отстранилась. Ну вот тебе здрасьте, обиделась? Нет-нет-нет, милая, так просто я от тебя не отстану. Ты же ценный источник информации, прямо-таки сущий кладезь! Я обнял девушку за талию и притянул к себе.
— Мы уже и так выспаться не успеем, так что давай проведем это время с пользой, — прошептал я ей на ухо и легонько куснул.
Марта для вида повырывалась, заметно было, что слегка сердится. Что ей такое в голову взбрело, шут ее знает… Но через несколько секунд захихикала, расслабилась и подставила губы для поцелуя.
— И правда, — проворковала она. — И до работы тебе идти будет ближе…
Квартира Марты оказалась в паре кварталах от комендатуры, расположилась на первом этаже аккуратной трехэтажки с дореволюционной фасадной лепниной и черепичной крышей.
— Проходи, — Марта отперла скрипучую деревянную дверь и, впустив меня внутрь, щелкнула выключателем.
Ухоженная и простенькая однушка. В комнате железная кровать с пирамидой пуховых подушек и накрученными на прутья спинки блестящими шарами, резной комод из потемневшего дерева, угрюмое трюмо заставленное флакончиками и какими-то дамскими коробочками. В центре круглый стол, накрытый вязаной белой паутинкой. На стене репродукция «Девятого вала» Айвазовского соседствует с самошитой подушечкой, которая, будто ёж ощерилась воткнутыми в нее швейными иголками.
— А у тебя уютно, — улыбнулся я.
— Здесь до меня жила какая-то старуха, — оправдывалась Марта, будто уловив в моем голосе скрытую иронию.
Она достала из угловатого, похожего на гроб для великана, буфета бутылку белого крепленого вина. Не помню, что я когда-то пробовал херес, но сделал вид, что напиток для меня привычный. Ведь я ж интеллигент, блин. Откупорил вино и разлил по бокалам, которые Марта уже успела выставить на стол.
Неплохо устроилась. Хрусталь, вино… Подготовилась, однако. Я невольно загляделся на ее обнаженную спину, когда Марта не стесняясь меня, скинула форменный жакет. Затем стянула юбку, сверкнув наливной попкой во всей красе. Даже слишком объемное по современным меркам, нижнее белье, не смогло скрасить ее прелести.
Я сглотнул. Мозг кольнула неприятная мысль. Внутренний голос проговорил:
— Саша, она враг, что ты делаешь?