Вернулся на работу, столкнулся в комендатуре с удивленной Доминикой, которая немедленно оттащила меня в сторону и поинтересовалась, какого черта я здесь, а не в Царском Селе, как планировалось. Отмахнулся. Мол, завтра буду. Послонялся по коридорам еще какое-то время. Мою отстраненность и растерянность все списывали на неопытность и излишнюю интеллигентность. Хвалили и подбадривали. Столкнулся с графом, который велел мне идти домой и ложиться спать. Мол, утром поезд. Только не в шесть, а в десять.
Спорить не стал, ушел. Закрылся у себя на чердаке, укутался с головой в одеяло. Голова была пустой.
И даже не то, чтобы смерть Юргена-Павла была чем-то особенным и до глубины души меня задела. Погибнуть он мог в любой момент. Как и я. Как и любой человек нашей с ним профессии. Погибнуть в безвестности, среди врагов, без возможности попрощаться. Шалтай поступил профессионально. Я… Бл*ха, я раз за разом прокручивал в голове этот эпизод, пытаясь понять, как можно было дать ему уйти. По его душу явилось двадцать три человека. Я сосчитал. Двоих подручных Шалтая сняли сразу же, наповал. Его хотели взять живым. Я слышал, как абверовский гауптштурмфюрер сокрушался, что не получилось. Бесились они знатно, конечно. Эвона как, советский разведчик был у них прямо под носом, на виду, приказы раздавал, делишки свои красные крутил. А они проморгали. Прошляпили. Шепотом называли меня дураком и истеричкой.
Поезд качнуло. Я взял со столика бутылку воды и сделал несколько глотков. Хотелось хоть как-то смыть кисло-горький привкус во рту.
Граф, к счастью, еще до отправления был занят беседой с троицей военных искусствоведов. Да уж, отличное определение, ничего не скажешь. Эти трое носили стандартную эсэсовскую форму. Они представлялись, но запомнил я только того, который был пониже. Фамилия его была Пульман. В двух остальных вообще ничего не выдавало ценителей искусства. Рослые амбалы с вытянутыми арийским рожами и белозубыми улыбками. На вид им лет по двадцать пять-тридцать. Но при этом один из них защитил диссертацию, посвященную фонтанам в стиле барокко и водному искусству, а второй… Гм. Не запомнил, но тоже что-то возвышенное и особенное. Старшим среди троицы был Пульман. И все они заглядывали графу в рот и внимали каждому его слову.
Военные искусствоведы, бл*ха… Красиво фашики грабителей-мародеров обозвали. Специалисты по сортировке награбленного. Главная задача этих троих — сортировать захапанное по степени ценности, используя для этих целей свое высшее искусствоведческое образование. Хотя на вид они обычные эсэсовцы. При нашивках, наградах, звании и прочей мишуре.
Их разговор я не слушал. Сидел, уткнувшись в книгу носом, и делал вид, что читаю.
В составе этого поезда был только один вагон «для белых», тот самый, в котором мы ехали. Места там были сидячими, кресла стояли вокруг столиков, и, в принципе, были даже довольно удобными. Остальные вагоны были обычными товарными, но ехали там по большей части люди. Рядовые солдаты, парни и девки с повязками компании Тодта на руках, медики… Кажется, везли еще строительное оборудование — граница опять отодвинулась, хотели понастроить укреплений, чтобы русским отвоевывать эти места было труднее.
Я снова отхлебнул воды и поморщился.
Так. Хорош раскисать, дядя Саша! Нет у тебя ни времени, ни возможности грамотно и по всей программе раскиснуть. И на тоску времени нет. Одна моя давняя знакомая, которая еще не родилась, очень любила присесть мне на уши, доказывая, что мне необходимо посещать психолога. Потому что, мол, если этого не сделать, то все мои проблемы вырвутся наружу, и я окончательно поеду кукухой. Может быть, она в чем-то даже и права. Взять того же «отличника», который одним махом превратился в настоящего законченного шизика. А ведь его всего-то галлюциногенной отравой напоили. Был человек — нет человека.
Я криво ухмыльнулся, представив, как я со своими проблемами являюсь к Кристофу Линдту, психотерапевту из института Геринга, которого занесло в Псков с командой Рашера, но он от всех обвинений как-то ловко увернулся и даже сохранил за собой кабинет и право на практику. На вид — совершеннейший псих. С усами, как у Сальвадора Дали, и все время в шляпе. Головной убор он не снимал нигде, поговаривают, что даже спать ложился в нем.
Я снова потянулся за водой, но обнаружил, что бутылка пустая. Надо бы подняться и сходить в начало вагона, там стоит несколько ящиков.