На мою радость к нам, наконец, подоспел патруль. Один из рослых фашистов с вытянутой, как у осла мордой, сходу зарядил Рашеру в грудь прикладом карабина.
Тот охнул и осел. Вторым ударом по хребту ослиная морда сложил неугомонного доктора пополам. Поверженного подняли под руки и поставили на ноги. Нос разбит, костюм порван (рукав я ему все-таки оторвал), сам тяжело дышит. Подталкивая, фрицы повели его с платформы, но тут Рашер снова ожил. Отчаянно вцепился одному из конвойных в глаза скрюченными, как когти пальцами. Но патрульные были начеку. Вмиг отходили его по ребрам и снова уронили на землю.
— Нет! — заорал Рашер, пытаясь вырваться, но руки громил в серой форме держали крепко.
Он трепыхался между двумя эсэсовцами, как цыпленок табака. И смотрел, как его жену грубо подняли с трибуны. Ее правое плечо залито кровью, прическа растрепалась, помада размазана на половину лица, под глазами черные пятна от расползшейся косметики. На секунду мне даже стало жаль несчастную женщину. Тело ее сотрясалось от рыданий, рваное платье вообще никак не прикрывало наготу. А публика… Я бросил быстрый взгляд на толпу. Те уже оправились от паники и снова подтягивались к центру событий. Взгляды были жадные, насмешливые, ироничные. Никакой жалости или сочувствия. Лишь жажда зрелища.
Я снова перевел взгляд на Каролину. Припомнил, что эта самая женщина без всякой жалости и угрызений совести вырвала бы из моей бабушки младенца и выдала бы его за своего. И не стало бы после этого гордой и статной Нюры. И моего отца. Был бы очередной ублюдок изувера-Рашера. А я бы не родился… И раз я все еще здесь, значит план мой сработал. На одного зверя меньше будет.
— Это он! Это он заставил меня! — пронзительно закричала Каролина, извиваясь всем телом, словно стараясь скрыть от жадных глаз публики свою наготу. — Он сказал, что если у нас не будет детей, то я… То мы… Я не хотела!
Она снова захлебнулась рыданиями.
— Уведите ее, — презрительно скривил губы появившийся из ниоткуда Зиверс и отвернулся. Рядом с ним стояла Доминика и безмятежно улыбалась. Рашера и Каролину патрульные уволокли в разные стороны. Толпа горланила что-то на разные лады, кто-то призывал расстрелять обманщиков прямо здесь. Паровоз добавил к этому шуму еще один пронзительный свист. Да уж, праздник удался, ничего не скажешь…
Бл*ха! Марта!
Я бросился к девушке, которая сломанной куклой лежала на скамейке. Ее оттолкнули, когда арестовывали Каролину, так что она почти съехала в проход. Светловолосая головка свесилась вниз, вырез платья пропитался кровью.
— Марта! — я присел рядом и приподнял ее голову. Веки ее затрепетали, помутневшие от шока глаза уставились на меня.
Сначала бездумно и почти безжизненно, потом взгляд потеплел и обрел осмысленность Ф-ух! Жива…
— Алекс… — пробормотала она. Ее рука дернулась и нашла мою ладонь. — Он меня убил, да?
— Нет, милая, еще нет! — я сжал ее холодеющие пальцы, оглядывая раны.
Две пули. Одна в верхнюю часть груди, вторая… Вторая царапнула по ребрам. Если она еще жива, значит ничего важного не задето. Я вскочил:
— Врача! Доктора сюда, девушка ранена!
Кажется, мой голос потонул в общем гвалте. Никому дела нет. Я вскочил, но пальцы Марты сжали мою руку.
— Алекс, нет! Не уходи! Побудь рядом со мной! — бормотала она.
Губы ее дернулись и чуть скривились. Не то улыбнуться попыталась, не то от боли.
— Марта! — раздался над моим ухом голос графа. — Сейчас тебе помогут! — он вскочил на скамейку и заорал во весь голос. — У вас у всех, что вместо мозгов помет в головах?! Какого черта здесь до сих пор нет медиков?! Моя секретарша ранена! Немедленно позовите врача!
— Алекс, я не хочу умирать… — глаза Марты наполнились слезами, а лицо тронула нездоровая бледность. — Мы же с тобой должны были уехать в Штутгарт… Домик… Трое сыновей. И дочка… Я хотела назвать девочку Гретхен, в честь бабушки. Я хотела научить тебя кататься на горных лыжах…
— Милая, а ну отставить вот это все! — сказал я, склонился к ней и коснулся губами уха. — Этот изверг ранил тебя, но сейчас граф приведет докторов. Они тебя поднимут на ноги. Вот увидишь, все будет хорошо, мы еще покатаемся с тобой в горах на лыжах!
— Алекс, я люблю тебя… — прошептала вдруг Марта и глаза ее начали закатываться.
— Нет-нет, милая, не засыпай! — я потрепал ее по щеке, возвращая в сознание. — Потерпи чуть-чуть, помощь скоро придет. Я здесь, я рядом…