Его разбудила песня. Она доносилась издалека. Ричард прислушался. Кто-то тихо пел. Песня была о девушке, покинувшей своего возлюбленного. Он остался один на земле — страдать и вспоминать о ней, о ее платье с зелеными рукавами, в котором она приходила к нему на свидание… Ричард никогда не слышал этой песни, и он никогда не думал, что такими простыми, незамысловатыми словами можно сказать о любви… Он поднялся и направился к лестнице. Осторожно ступая, стал спускаться вниз, стараясь не потерять легкую и грустную мелодию. В башне никого не было. Ричард прошел на ощупь нижним коридором, распахнул дверь и оказался за стенами Тауэра, на берегу Темзы…
Навстречу ему от реки поднималась девушка с корзиной в руке. Другой рукой она придерживала широкую юбку. Увидев стоящего на дороге Ричарда, во всем черном, девушка замедлила шаги.
— Ты пела? — спросил он.
— Да, — сказала девушка и отпустила намокший подол полосатой юбки.
— Мне понравилась песня. Кто научил тебя ей?
— У нас в Фоббинге ее все знают.
— Где это Фоббинг?
— Там, — девушка указала рукой куда-то в сторону костров. — Самая вкусная форель водится у нас в Фоббинге. А вы откуда?
— Оттуда, — Ричард указал рукой на Тауэр. — Я… паж короля.
— О-о! Значит, вы его увидите?!
Девушка с любопытством смотрела на Ричарда.
— Я пришла сюда из Фоббинга, чтобы увидеть короля. И все они, — девушка оглянулась на лагерь повстанцев у пристани, — тоже. Это его самые верные люди…
— Почему они здесь?
— Крестьяне хотят рассказать королю о том, что им плохо живется.
— Они ушли с полей, бросили работу…
— Они вернутся, как только докажут свою правоту.
— Как тебя зовут?
— Клеменс… Жутко, наверное, сидеть в этой башне. Здесь, на берегу, лучше. Темза такая ласковая. Ты любишь ее?
— Да, конечно… Особенно по ночам, когда светит луна.
— А сейчас она красная. И это тоже красиво.
— Это страшно.
— А ты не бойся. Все будет хорошо. Темза опять станет серебряной. И мы будем любоваться ею. Ты — здесь, а я — у себя дома, в Фоббинге.
— Что ты делаешь дома?
— Иногда плету корзины. Чтобы продать на базаре.
— У тебя бывает много денег?
— Совсем нет. Их отбирает барон.
— И эту корзину ты тоже сплела сама?
— Нет, это не моя корзина. Мне дал ее дядюшка Пейдж. Я ходила мыть миски.
— Смотри, там, за мостом, горит Темпль. А дальше — Савой, а на том берегу горят тюрьмы Королевской скамьи и Маршалси…
— Я не успею запомнить эти названия, как всех их не станет…
— Вы можете поджечь и Тауэр. Это тоже во имя верности и правоты?
— В Тауэре король. А там… — она указала рукой на этот раз в сторону пожарищ, — там те, кто обманывает короля.
— Ты всегда так легко разбираешься, кто кого обманывает? — Ричард повернулся и пошел к башне. У самой двери он поскользнулся и, не удержавшись, упал в грязь.
Клеменс подбежала к нему и помогла подняться.
— Вы ушиблись?
— Нет, ничего. Мне совсем не больно.
— А вы здорово загрязнились. Вас теперь заругают.
— Кто же?
— Давайте я помогу отмыть коленки. Какой у вас пояс! Весь переливается.
— Тебе нравится? Его прислал из Португалии мой дядя. Но мне больше нравятся венецианские пояса… Прощай.
— Прощайте, сэр, — сказала Клеменс. Она видела, как юноша прошел к двери и быстро исчез. Дверь гулко захлопнулась за ним.
Клеменс, забыв о корзинке, побежала туда, где располагался отряд Бекера. Она нашла среди спящих отца, растормошила его и горячо зашептала ему в ухо:
— Отец, отец, проснись же, я видела короля!
— Ты что, с ума сошла или тебе пригрезилось?..
— Да, да, это был он, наш король. И я сказала нашему королю, чтобы он не боялся крестьян. Мы защитим его от изменников.
Джеймс тяжело перевернулся на другой бок и опять заснул.
Этой же ночью в деревянном доме Томаса Фаррингдона собрался совет вождей восстания. Здесь были Уот Тайлер, Джон Болл, Джон Керкби, Джек Строу, Абель Кер, Томас Бекер, Алан Тредер, Джон Стерлинг, Тоби Снейк.
Скорое овладение Лондоном вселило в крестьян новые надежды и уверенность. Они знали, что те силы, которые могли прийти на помощь королю и его двору, осажденным в Тауэре, немногочисленны и разобщены. А число восставших превышало уже сто тысяч.
Но у короля была еще другая — магическая сила. Она заключалась в его королевском титуле. Его величеству верил народ. Только с именем короля можно было окончательно сломить сопротивление знати и церкви, подчинить их себе.