На это Джек ответил:
— Не правы те, кто говорит: все равно что быть наказанным за овцу, что за ягненка. Я скажу вам истину, ибо от моих слов действительно есть польза. Во-первых, занесенные в бумаги, они останутся для потомков и будущему нашему помогут, и, во-вторых, как вы обещаете, после смерти мне помогут молитвы живых. Наш главный план состоял в том, чтобы умертвить всех господ, стереть с лица земли епископов, монахов, каноников. Мы хотели такого государя, чтобы он знал нужды простого народа и правил бы в полном согласии с ее величеством справедливостью…
Дождь лил весь день и всю ночь не переставая.
Перед королевским судьей Трезилианом предстал Джон Стерлинг. Ухмыльнувшись в мокрые усы, он сказал судье в ответ на обвинение:
— Как-никак, а я горжусь тем, что на мою долю выпало участвовать в убийстве изменника-архиепископа.
18 июня 1381 года Ричард проследует в Эссекс. Короля будет сопровождать его воинственный дядя — граф Букингэм. Эссекс к тому времени воздвигнет крепкую оборону против королевской армии. «Все, что мы делаем, мы делаем с согласия короля», — заявят крестьяне в Эссексе, потрясая грамотами Ричарда. И король будет слушать их, глядя поверх голов. Потом он прочитает поданный Уолвортом указ:
— «Вы были крепостными и останетесь ими…»
28 июня все укрепления эссекских крестьян будут взяты приступом. Они потеряют более пятисот человек убитыми.
Но судье Трезилиану этого покажется мало, и он заставит судейских чиновников пролить кровь еще нескольких сотен крестьян под топорами королевских палачей. Ему не хватит виселиц, и он будет вешать на одной виселице по десять человек.
Столь же зверски будет расправляться в Кенте уцелевший волей судьбы судья Белкнеп. И доведет число повешенных и обезглавленных до полутора тысяч.
Джона Болла арестуют через месяц. Суровый суд состоится над ним в Сент-Олбансе. И проповедник скажет перед смертью:
— Может быть, через много лет другие люди ударят в те же набатные колокола, в которые звонили я и Уот Тайлер и которые теперь замолкли. Может быть, те, кто придет на смену, научатся на наших ошибках и будут знать, что простой народ не должен возлагать надежд ни на королей, ни на других государей. Простой народ может рассчитывать лишь на свои собственные силы.
На вопрос Трезилиана: играл ли он ведущую роль в восстании, — Джон Болл ответит:
— Да. Мои письма рассылались для поучения народа задолго до начала восстания.
На вопрос Трезилиана: признает ли он свою вину, — Джон Болл ответит:
— Нет. Я не считаю свои действия заслуживающими порицания, ибо верю во все, что я писал, говорил и делал. И я ни от чего бы не отрекся, и мне не в чем раскаиваться…
Самую страшную казнь придумают Джону Боллу. Произнесут неслыханный по жестокости приговор — повесить, четвертовать и обезглавить.
И 15 июля все это будет исполнено. И судья услышит крик из толпы, согнанной на казнь:
— Ты погибнешь, как пес, Трезилиан!
И колокола загудят мощно и протяжно над пожелтевшими пшеничными полями:
В Фоббинг тайно привезли хоронить повешенных. Всех. И тех, кого пленили воины королевских отрядов в разгоревшихся схватках, и тех, кого выдали предатели. И тогда выяснилось, что рыбак Тоби Снейк никакой вовсе не рыбак и к тому же не Тоби Снейк.
За несколько месяцев до восстания священник Рау бросил недостаточно прибыльный, на его взгляд, приход в Листоне и под другим именем бежал на заработки, обосновался в Керрингэме, стал рыбачить. Волна народного возмущения подхватила его, и вскоре священник-рыбак стал командующим одним из отрядов. Это он заявил после осады Рочестера, будто ему удалось захватить и посадить в тюрьму Джона Ньютона. Свою злобную зависть он утолил, вызвавшись громить богатые поместья крупнейшего в стране спекулянта Ричарда Лайонса. С этим кончились его воинственность и пыл. Рау уже было все равно, что настоящий сэр Джон Ньютон с медной стрекозой на воротнике, прибывший в Блекхиз послом короля, был выпущен повстанцами на свободу как самозванец. Питер так и не узнал, кто стрелял в отца из потайного люка каменной галереи. Рау выдал всех, кого можно было выдать.
Без единого крика и возгласа собрались крестьяне у вырытых могил. Плакали про себя, судорожно проглатывая сухие рыдания.