— Но своего Гильома Каля[23] у нас нет, — сказал епископ, — и, я надеюсь, не может быть. После того как этому негодяю надели на голову раскаленный докрасна треножник и ввели на эшафот, вряд ли кто захочет подстрекать крестьян.
— Он был смелый…
— Да, ваше величество. И дважды смелым должен быть тот, кто решится без страха повторить его судьбу.
— Так что вы предлагаете? — спросил Ричард.
— Пока нет Джона Гонта, слушать нас, ваше величество, — с трудом выдавил улыбку лорд Латимер. — И ничего не предпринимать без Королевского совета.
— Тогда пусть скажет совет, — медленно произнес Ричард, — что надо делать человеку, когда он устанет.
— Уставшему да поможет отдых, государь.
— Ну что ж, я вас послушаюсь.
Ричард встал и, чуть покачнувшись, направился к двери. Лорды недоуменно переглядывались. У двери Ричард поднял указательный палец и громко прошептал:
— Sic volo, sic jubeo!
Потом толкнул дверь ладонями и вышел.
— Он что-то молвил? — спросил Ленгли.
— В десяток латинских фраз, знакомых мне, эта не входит, — сказал Хелз.
— Он сказал: «Так хочу, так велю!» — пояснил Солсбери. — Латынь доступна не всем, и с цифрами воистину несовместима.
Хелз встал.
— Придется пожелать вам, господа, спокойной ночи. Государственные дела столь тяжки, что, как видите, могут быстро утомить. Но выдержка пусть вам и впредь не изменяет. Лорд Латимер, спасибо за речь, которая, дай бог, послужит просветленью государя. Ему идет уже пятнадцатый год. И недалек день, когда Джон Гонт сложит свое опекунство. Вершить делами будет король Англии — Ричард Второй! Прощайте!
Не зажигая огня, Ричард прошел по темному коридору и отворил дверь спальни. Пахнуло застоявшимся воздухом непроветриваемого помещения и утренними притираниями. Ричард подошел к чуть синеющему в нише окну, нащупал на стуле мех рысьей шкуры и сел, запустив руку в скользкие ворсинки.
От легкого стука он вздрогнул. Дверь открылась. Со свечой в спальню вошла миссис Перрерс.
— Вы звали меня, кажется, государь? Я пришла.
— Не говорите, сударыня. Сядьте вот здесь со мною и немного помолчите.
— Как вам угодно, государь.
Миссис Перрерс поставила свечу на подоконник и опустилась у ног Ричарда на пол.
— Неплохо было б вам сейчас побеседовать с подушкой, государь, — сказала Алиса.
— Припоминаю я, как моя няня Миндана, укладывая меня спать, каждый вечер рассказывала что-нибудь забавное. Чтобы наутро я вставал в хорошем настроении. Теперь об этом никто не заботится.
— Я не знаю ничего забавного, государь. Разве только песенки моей маленькой вышивальщицы: «Ля-ля, ля-ля, я жду тебя…» — Она слегка тронула пальцем струны прислоненной к ножке стула лютни. — Впрочем… я могу рассказать вам историю, которую слышала еще девочкой от одного аббата…
Ричард сбросил на пол свои длинноносые туфли и забрался с ногами на шкуру.
— Давно это было. Правил богатой страной Мессенией царь Кресфонт. Была у него красавица жена по имени Меропа и трое сыновей. Но успех обычно рождает зависть. А власть манит. Несладко спалось другу Кресфонта, терзали его по ночам черные мысли. Считал себя он достойнее Кресфонта. И кончил тем, что тайно убил царя и его старших сыновей. Сам стал правителем Мессении, женился на вдове царя. Младшего сына, Телефонта, она отослала в другую страну, подальше от тирана. Мальчик вырос. Однажды в полночь, ни разу не лязгнув железными доспехами, к нему явилась тень Кресфонта и поведала правду о тиране.
Телефонт поклялся отомстить за отца и поруганную мать. Он вернулся в Мессению, встретился с Меропой и рассказал ей о призраке отца. Меропа обещала помочь, а сама предупредила мужа о возвращении Телефонта. И тиран убил младшего сына царя, поднявшего меч не окрепшею еще рукой и ведомого только знанием истины, не жизни… И верно говорят: тот, кто сильнее, тот король, а правда не всегда укажет надежный путь…
— Я слышал это, но конец был другой. Телефонт погиб, а перед смертью успел ударить мечом тирана в сердце. Мне Чосер[24] рассказывал, читал он много греческих писателей. Где он сейчас?
— Наверное, в Тауэре.
— Давно я его не видел. Хотелось бы попасть в его библиотеку, перечитать старые стихи. Может быть, он даст мне и новые сонеты своего друга — Томаса Гауэра[25]. К тому же я должен вернуть трактат об утешении души философией. А это не худшая из многих книг библиотеки Чосера.