— Немного вздремнул… — сказал он, потягиваясь. — А ты кто?
— Ученик аптекаря, — объяснил Ярда.
— Ты не ученик аптекаря, а помощник батрака! — весело уточнил Фердинанд, вставая. Ярда с интересом глядел на него: батрак ему понравился. У него был высокий лоб, умные, добрые серые глаза, волнистые каштановые волосы и темные усики. Судя по красному носу, он не отказывался выпить, а может быть, служил раньше в погребке. Костюм батрака отливал всеми цветами радуги — масло, олифа, лаки и бронзовый порошок, казалось, состязались — кто больше вымажет пиджак и брюки.
По дороге на чердак Таубен успел шепнуть Ярде, что батрак — «соцан», то есть социал-демократ, и посоветовал остерегаться разговоров с ним. Но Фердинанд уже расположился с доской для резки трав и объяснял:
— Дело наше несложное — кроши мельче, береги пальцы. Делай все, что делаю я. Будем помогать друг другу. Так заведено у рабочих. Хозяева знают это и мешают нам объединяться. А мы, парень, еще такие дураки, что предаем своих, пожираем друг друга.
Не переставая говорить, он посвящал Ярду в тайны своего дела. Вскоре Ярда привык и к аптеке, и к батраку, а запахи целебных зелий, кореньев, эфира, благовонных масел и терпентина ему даже нравились. Фердинанд вел долгие беседы с мальчиком, и им обоим не было скучно на чердаке. Батрак вполголоса напевал песни рабочих-социалистов, Ярда подтягивал. Фердинанд был единственным человеком, который не говорил ему: «У тебя нет слуха». Содержание песен было для него важнее музыкального дарования.
Кокошка, довольный успехами Ярды, перевел его вниз, в лавку, где мальчик помогал Таубену. Здесь Ярда на собственном опыте узнал многое из того, что ему рассказывал Фердинанд.
Прежде всего оказалось, что в лавке и вокруг были одни жулики. Кабатчица покупала какой-то подозрительный спирт и разбавляла его водой, хозяин придумывал невероятные лекарства, которые предлагались и людям и животным. Пан Таубен ловко обворовывал шефа, управляющий приютом, хихикая, рассказывал что-то о негритятах. Фердинанд объяснил, что для приюта готовят мазь от вшей с графитом, а не со ртутью, разницу в ценах делят между собой Таубен и управляющий, сиротки ходят черные, а вши не дохнут; дворничихин сын Пепик ворует из подвала аптечную посуду и снова несет ее в аптеку, сама дворничиха держит в страхе Кокошку, — видимо, знает что-то о его делах, и он угощает ее настойками, а мальчишке по воскресеньям дает деньги. Ярде был противен этот мирок жуликов и торгашей, он отводил душу только с батраком на чердаке, а на людях держался скромно, услужливо и по совету хозяина ходил изучать аптекарское дело к аптекарю Пруше.
Однажды он наозорничал. Пан Кокошка велел ему и Фердинанду приготовить лекарство от вздутия живота у коров — отруби, смоченные аировым маслом. Лекарство шло плохо, надо было его рекламировать, и хозяин собственноручно нарисовал плакат — стадо коров на зеленой травке. Ярда от скуки пририсовал одной коровке бороду лопаточкой — точь-в-точь, как у Кокошки, и был изгнан к Фердинанду на чердак.
Фердинанд выполнял поручения в городе, а Ярда крошил травы для лекарств. В это время с улицы донеслась любимая песня батрака:
Ярда подошел к слуховому окну и увидел шествие бастующих пекарей. Все было, как в рассказах Фердинанда: рабочие объединились и отстаивали свои права, Ярде захотелось проявить свою солидарность. Но как? Оглядев чердак, он увидел на веревке мокрую красную скатерть дворничихи. Ярда привязал ее к черенку лопаты и, ни секунды не раздумывая, выставил наружу. Заметив под крышей красное знамя, пекари захлопали в ладоши, закричали «Ур-ра!» и запели:
Жандармы, наблюдавшие за движением пекарей, тоже увидели знамя. Они пришли к аптекарю и потребовали объяснения, почему он нарушает общественный порядок и самовольно вывешивает флаг неустановленного образца и недозволенного цвета. Пан Кокошка оправдывался тем, что это не флаг, а скатерть. Дворничиха, которую тоже потребовали к ответу, под действием «желудочных» капель наговорила жандармам лишнего, и ее увели в участок. На прощание пану Кокошке жандармы посоветовали сушить белье во дворе.
Кокошка легко нашел виновника. Ярда не оправдывался, когда его увольняли. Фердинанд сказал ему:
— Не вешай носа! Настанет день, мы объединимся и пойдем войной на хозяев. Отольются волкам овечьи слезки!