– Мы ищем, – ответил Холмс, – место для частных встреч. Я полагаю, у вас есть подходящий подвал.
– Подходящий для чего?
– У нас научное братство, – отозвался детектив. – Мы собираемся проводить эксперименты с электричеством, изучать, как оно передается от одного тела другому. Достаточно сложное занятие, требующее уединения и изоляции.
– Изоляции, значит? Туточки наверху изрядно шумят, уж не обессудьте.
– Тем лучше! Мы внизу тоже немного пошумим.
Бармен встряхнул головой; копна тугих завитков рыжих волос походила на швабру.
– Тогда мы отлично уживемся!
– Горячо на это надеюсь. Я так понимаю, вы сдавали это помещение и раньше, возможно, нашему приятелю. Крепко сложенный мужчина лет пятидесяти. Очень пронзительный взгляд.
– Так точно, глаза синие, что твой залив Донегол, и такие же ледяные. Настоящий человек дела!
– И что же у него было за дело? – оживился Холмс.
– А я в его дела не лез, сэр, – отрезал ирландец. – Как не лезу и в ваши.
Больше Холмс ничего не спрашивал, но предложил фунт за возможность осмотреть помещение.
Я не мог разгадать его цель. Всех своих жертв Потрошитель убил снаружи, пусть и глубоко в недрах мерзких уединенных улочек и аллей. Но дело свершалось на мостовой, на открытом ночном воздухе.
Бармен направил нас в заднюю часть здания, к узкому коридору, где – даже там! – между пьяными мужчинами и женщинами заключались обычные для этого района сделки.
За рассохшейся дверью открывалась дорога вниз, в еще более густые мрак и зловоние.
Холмс извлек фонарик из вместительного кармана. Мы остановились на середине лестницы, чтобы зажечь его.
Освещение, пускай и очень слабое, казалось, обострило остальные чувства. Я вдохнул тлетворный сырой воздух, опасаясь за сохранность легких. Снизу слышался шорох бегающих по полу тварей; к этому звуку то и дело добавлялись писк и шум падающих капель – это едва ли меня воодушевило. Если бы я знал, что нам придется иметь дело с канализационными крысами, я прихватил бы дубинку, а не револьвер.
– Что вы надеетесь здесь найти, Холмс?
– Подвал. Несомненно, у других лачуг, которые сдаются как жилье, нет такого преимущества, но это здание достаточно старое и просторное: здесь должно быть подземное помещение.
– Вы так говорите, что можно подумать, будто это пристройка ада.
– Ад – лишь понятие, как и никогда не замирающее на месте небо, которое не интересует истинного ученого, Уотсон. Если бы ваше пристрастие рассказчика ко всему жуткому не смешивалось с восхитительной медицинской точностью, вы обращали бы больше внимания на практические ресурсы подвала, а не на предрассудки наивных душ и всяческие суеверия.
– На одном из писем Потрошителя стояла подпись: «Из ада».
– Послания приписывают Потрошителю, поскольку было доказано, что их отправил непойманный преступник? Или потому, что они захватили общественное воображение?
– Кто еще мог их отправить? – нахмурился я.
– Шутники, мой дорогой друг. Они кропают сотни и тысячи подобных посланий, гораздо менее убедительных и… соблазнительных. И возможно, худшие шутники из всех – сами журналисты – хотели прогреметь новостью.
– Подобное было бы крайне безответственно.
– Именно так я и полагаю. Вы читали в газетах хоть один отчет о моих скромных стараниях, которой не пестрел бы ошибками?
– Вообще говоря, газеты любят приписывать ваши заслуги полиции.
– Тогда вас не должно удивлять, что Скотленд-Ярд поощряет манипуляции газетчиков. Так называемые «послания Потрошителя» очень напоминают записку с требованиями выкупа в одном из ваших беллетризованных отчетов о моих расследованиях, Уотсон. Там использовано несколько небрежных американизмов, к примеру приветствия вроде «дорогой босс», но в то же время прослеживается стиль и подражание орфографии выражений кокни. Зачем снисходить до жаргона двух настолько разных и географически разделенных групп?
– Действительно нет смысла. Разве что… автор происходит из совершенно другого слоя общества.
– Узнаю своего упрямого друга Уотсона! Вы напали на след! Итак, это означает, что Потрошитель?..
– Образованный англичанин.
– Браво! – Холмс похлопал меня по плечу. – Возможно, теперь вы понимаете, почему дело оказалось под покровом молчания, после того как тело Мэри Джейн Келли было изуверски выпотрошено и освежевано в ее комнате на Миллерс-Корт девятого ноября прошлого года. Весь Лондон, задержав дыхание, надеется, что мир больше ничего не услышит о Джеке-потрошителе.