Крошечными стальными щипцами, которые сыщик достал из кармана – я никогда не замечал, чтобы он носил с собой это приспособление, что наводит на размышления, – поместил бледный воск в первую тару.
Шевеля согнутыми, как лапки сверчка, локтями, детектив продвинулся вперед.
– Больше света, – приказал он.
Я опустил фонарь пониже, и через мгновение Холмс с торжествующим видом поднял щипцами еще одну крошку:
– На этот раз пробка, Уотсон. Славная корковая пробка. Разумеется, из Португалии.
– Мне кажется, винные пробки в подвале паба – достаточно закономерная находка.
– Но не португальская пробка от французского вина в испанской бутылке.
– Согласен, не очень похоже на Англию.
Холмс не обращал на меня внимания: он припал носом к полу и принялся его, без преувеличения, обнюхивать.
– Огненная вода иностранного происхождения, которую нашел Красный Томагавк, – произнес он себе под нос, не снизойдя для объяснений. – Своеобразный запах, и одновременно будто ничем не пахнет! Ха! А этот дикарь – знаток. Но что это?
– Красный Томагавк, Холмс?
Он пренебрежительно отмахнулся испачканной рукой:
– Иностранные расследования обеспечивают необычными союзниками, Уотсон. Мне нужно найти здесь еще один образец и… Да! Следующую склянку, великодушный доктор.
Я вынул второй шот, чувствуя себя совсем как бармен в Доме офицеров в Кандагаре. В сыром подземелье дали о себе знать раны, полученные в Майванде. Неизвестно почему, я вдруг стал опасаться змей, которые могли притаиться в темных углах вне освещенного фонарем круга.
Холмс вскочил на ноги, демонстрируя энергичность и совершенную гибкость, которым позавидовал бы юноша семнадцати лет, хотя сыщик был в два раза старше.
Грязными ладонями он отряхнул перепачканную одежду, прежде чем взять у меня последнюю емкость. На пустое дно упал еще один кусочек воска.
– Понесем мы нашу добычу следующим образом. – Он наклонился, чтобы поднять другие стопки с пола, и установил их друг на друга. Последнюю он накрыл большим пальцем и затем поместил всю башню в карман. – Теперь на Бейкер-стрит, в мою лабораторию, Уотсон. Думаю, пол подвала сравнительно чист.
– Боюсь, вы просто-напросто перенесли всю грязь с одной поверхности на другую.
– Пускай этот вопрос разрешает микроскоп, старина. Сей прибор часто выступает судьей в нашей жизни и в скором будущем станет незаменим.
Вместе с Шерлоком Холмсом я покинул подвал в таком же замешательстве, в каком обычно пребывала полиция. Я понятия не имел, почему несколько крошек пробки и кусочков воска, частицы стекла и керамических черепков – вещи, которые любой ожидал бы найти в подвале, где хранится хотя бы скромный запас винных бутылок, – могут приковать к себе внимание моего друга.
Мы стояли снаружи, на мостовой, вдыхая воздух более свежий, но все еще неприятный.
– В ту ночь я совершил ошибку, – вдруг обронил Холмс, остановившись, чтобы снова закурить старую глиняную трубку. – Мне нужно изучить заднюю часть здания, после этого наш поход закончится.
– Вижу, мой служебный револьвер не пригодился.
– Мы еще не вышли за границы Уайтчепела, Уотсон. – Детектив обогнул здание, направляясь туда, где уличный фонарь отбрасывал больше тени, чем дарил света.
Мы еще не успели повернуть за второй угол на пути к обратной стороне здания, когда Холмс замер:
– Этого не может быть! Уотсон, фонарь!
Я завладел лампой и с трудом полностью распахнул створки, чтобы увидеть, что обнаружил сыщик.
Открывшаяся мне картина напоминала небрежную гору сброшенной одежды – в таком виде находили всех жертв Потрошителя в прошлом году.
– Прямо здесь, рядом с тем самым местом. Не могу поверить отваге этого создания! Ваш диагноз, доктор? Я подержу фонарь. И револьвер, хотя уверен, что наш преступник уже скрылся.
Я опустился на колени на сырую мостовую, пощупал шею. Она была теплой, и кровь тоже еще не свернулась.
– Быстрее, Холмс! Вызовите полицейских! Она еще жива.
Убегая, сыщик на ходу бросил мне несколько воодушевляющих слов:
– Клянусь богом, Уотсон, если вы сможете поддержать ее в таком состоянии, вы станете единственным человеком во всей Англии, которому повезет отдать Джека-потрошителя в руки правосудия и успокоить мою совесть!
Когда он исчез, я зажал рану на шее женщины и размотал связанный Мэри шарф, чтобы сделать из него повязку для остановки крови.
– Все хорошо, дорогая, – шептал я на ухо бедняжке, хотя совсем скоро, возможно, она уже ничего более не услышит. – Помощь скоро будет, рядом с тобой твои друзья.