Очередная смена движения с бега на быстрый шаг, возможность чуть восстановить дыхание, глотнуть сока.
– Иванов, Айбеков, Прудников! Вы как, парни, можете дальше?
В отличие от закивавших Иванова и Прудникова, низкорослый младший сержант родом из Средней Азии только прохрипел что-то нечленораздельное.
– Давай винтовку сюда. Иван, Жуков, ты как, сможешь у него каску взять?
– Смогу.
Брать лишний груз не хотелось, но и бросать своего – не по-мужски, не по-советски. Да и с сержантом, что говорить, повезло им: и сам бежит хорошо, и за остальными успевает приглядывать. А потом они снова побежали, и сил на лишние мысли не осталось.
Четвёртый круг Иван запомнил плохо. Бежали, шагали, снова бежали. Кажется, у Айбекова отобрали ранец, и сам он бежал, закинув руки на плечи Белова и Братухи. У Ивана ко второй каске добавилась вторая винтовка. Зато на старте их ждали полные фляжки клюквенного морса. Терпкий, с чуть горьковатым вкусом напиток прекрасно утолял жажду и убивал надежду на скорое окончание этого ночного марафона.
Завершив пятый круг, отделение перестало существовать как воинская единица. Дотащив Айбекова на одной злости, курсанты просто повалились на плац. Дальше, практически силком поднятые инструкторами, бойцы двигались каждый сам по себе. Казалось, они бегут не ночь, а с самого начала времён.
Иван падал, вставал, проклинал всё и снова двигался вперёд. Падал, поднимался и снова шёл, продолжая волочь за собой винтовку по снегу. Падал и снова вставал. В какой-то момент, упав, он решил не вставать. Пусть отчисляют, да хоть пристрелят на месте – он не встанет.
Лежать было хорошо. Никогда ещё Иван не отдыхал с таким комфортом. Снег приятно холодил не только лицо, но и шею, набившись за воротник. Рюкзак, давивший сверху, создавал чувство защищённости и комфорта. Ремень винтовки, намертво зажатый в руке, позволял с уверенностью смотреть в будущее.
Но уйти в спасительное забытьё Иван не успел. Неприятный хриплый голос ввинчивался прямо в мозг, вгрызаясь в него изнутри. Как деревенский мальчишка разрывает рака, добираясь до мягкого белого мяса, так сознание Ивана выковыривали из уютного панциря безразличия на грязный холодный снег под начинающим светлеть небом, не давая провалиться в такой близкий манящий сон.
– Бу-бу-бу… Боец! Вставай, боец! Мать твою, чуть-чуть осталось, боец, вставай же! Соберись! Вставай! Ну, что ты разлёгся-то! До весны спать будешь? Вставай! Не хочешь идти? Хорошо, ползи! Ползи, солдат! Приказываю! Ползи! О! Пополз! Так, парни, поднимайте его, осторожно. Смотри, в винтовку как вцепился – кадровый. Давай, парни, держитесь, ещё минут двадцать и станем мотопехотой.
Иван плохо запомнил, как два инструктора закинули его руки себе на плечи. Как ещё минут двадцать, сцепившись в одну шестиногую конструкцию, изображали бег на месте по палубе во время шторма. Как практически бесчувственного его погрузили в одну из полуторок, выехавших с базы подбирать измученных, но не сошедших с дистанции бойцов.
Из восьмидесяти четырёх курсантов шесть десятикилометровых кругов полностью прошли семь человек, из пятого отделения – один Белов. Четырнадцать человек по той или иной причине сошли с дистанции и были подобраны санитарными автомобилями.
И вот сейчас Иван стоит на том же плацу. Если верить часам, прошло менее суток с того момента, как он в ряду таких же молодых, уверенных в себе идиотов мечтал о скором ужине и чистой койке. А вот субъективно казалось, что всё это было в прошлой жизни.
Сознание витало где-то далеко, отдельно от тела. Им дали прийти в себя и даже напоили густым бульоном с пряностями, которые, как ни странно, желудок принял. Господи, а вчера они возмущались, что про них забыли. Сейчас же хотелось только одного: чтобы их не трогали, чтобы инструкторы, колоду им в печёнку, не придумали новую иезуитскую гнусность.
Но и на этот раз желаниям Ивана не было суждено сбыться. Про них не забыли. К выстроившимся курсантам вышел начальник школы в сопровождении нескольких старших инструкторов. Прихрамывая, опираясь на трость, начальник подошёл вплотную к строю.
– Вольно. Не тянитесь. Знаю, вам сейчас трудно. Но прошу, соберитесь, выслушайте. А потом, обещаю – всем отдыхать.
Хотелось послать этого начальника вместе со всеми его курсами, но что-то заставляло Ивана напрячься и сконцентрироваться. Может быть, столь необычное для армии слово «прошу» или уже возникшее чувство локтя. Ведь и этот ещё молодой мужик с заострившимися от усталости чертами, и другие инструкторы – все они бежали рядом, как бы показывая: я не прошу от тебя ничего, что не смог бы сделать сам.
Мозг, освобождённый от необходимости задействовать все свои ресурсы на поддержание работоспособности организма в этом запредельном шестнадцатичасовом марафоне, включался в аналитическую работу, обрабатывая массивы информации, накопившиеся за ночь.