— Что это значит? — кричал он высоким, визгливым голосом. — Что означает это вторжение? Ведь я велел вам сказать, чтобы вы пришли завтра утром.
— Простите, — сказал я, — но это дело неотложное. Мистер Шерлок Холмс…
Имя моего друга произвело удивительное действие на маленького человечка. Гнев моментально исчез, лицо сделалось напряженным и внимательным.
— Вы от Холмса? — спросил он.
— Я только что от него.
— Что с Холмсом?
— Он очень, очень болен. Поэтому-то я и приехал к вам.
Хозяин указал мне на стул и повернулся к своему креслу. В зеркале над камином мелькнуло его лицо. Я мог бы поклясться, что на нем появилась отвратительная, злобная усмешка. Но я тут же убедил себя, что это нервная судорога; через минуту, когда он снова повернулся ко мне, его лицо выражало искреннее огорчение.
— Мне больно слышать это, — сказал он. — Я встречался с мистером Холмсом только на деловой почве, но очень уважаю его как за талант, так и за человеческие достоинства. Он знаток преступлений, а я знаток болезней; он занимается злодеями, я — микробами. Вот мои заключенные, — продолжал он, указывая на ряд бутылей и банок, стоящих на столике у стены. — В этих желатиновых культурах отбывают срок наказания весьма опасные преступники.
— Зная вашу эрудицию, Холмс прислал меня к вам. Он чрезвычайно высоко ценит вас и считает, что во всем Лондоне только вы в силах оказать ему помощь.
Маленький человечек вздрогнул, и его кокетливая шапочка свалилась на пол.
— Почему же? — спросил он. — Почему мистер Холмс думает, что я могу помочь ему?
— Потому что вы знаток восточных болезней.
— Но почему он думает, что болезнь, которой он заразился, восточная болезнь?
— Потому что ему пришлось работать в доках, среди китайских матросов.
Мистер Кэлвертон Смит любезно улыбнулся и поднял свою шапочку.
— Ах вот как… — сказал он. — Я надеюсь, что дело не так опасно, как вы полагаете. Сколько времени он болеет?
— Около трех дней.
— Он бредит?
— По временам.
— Гм! Это хуже. Было бы бесчеловечным не откликнуться на его просьбу. Я очень не люблю, когда прерывают мою работу, доктор Уотсон, но тут, конечно, исключительный случай. Я сейчас же поеду с вами.
Мне припомнилось указание Холмса.
— Меня ждут в другом месте, — сказал я.
— Хорошо, я поеду один. Адрес мистера Холмса у меня записан. Через полчаса я буду у него.
С замиранием сердца входил я в спальню Холмса. За это время могло произойти самое худшее. Однако, я с огромной радостью увидел, что его состояние значительно улучшилось. Правда, лицо его все еще было мертвенно бледным, но от бреда не осталось и следа: он говорил хотя и слабым голосом, но даже сверх обычного ясно и живо.
— Вы видели его, Уотсон?
— Да, он сейчас приедет.
— Замечательно, Уотсон, замечательно. Вы лучший из вестников.
— Он хотел вернуться со мной.
— Этого не следовало допускать, Уотсон. Это было бы просто невозможно. Спрашивал ли он о причинах болезни?
— Я сказал ему про матросов в Ист-Энде.
— Правильно! Вы сделали все, что только мог сделать настоящий друг. Теперь, Уотсон, вы можете исчезнуть со сцены.
— Я должен подождать и выслушать его мнение, Холмс.
— Конечно. Но я имею основания полагать, что он выскажет свое мнение гораздо откровеннее, если будет думать, что мы с ним одни. За изголовьем моей кровати как раз достаточно места для вас, Уотсон.
— Дорогой Холмс!
— Боюсь, что у вас нет выбора, Уотсон. В комнате негде спрятаться, и это к лучшему: это не возбудит подозрений. Но здесь, Уотсон, здесь, я думаю, мы ничем не рискуем.
Он внезапно сел на кровати. Его осунувшееся лицо было полно решимости.
— Я слышу стук колес, Уотсон. Скорее, если только вы меня любите. И не шевелитесь, что бы ни случилось. Что бы ни случилось, понятно? Не говорите, не двигайтесь. Только слушайте как можно внимательнее.
Столь же внезапно силы оставили его, и четкая, повелительная речь перешла в слабое, неясное бормотание человека, находящегося в полубреду.
Из своего убежища, в котором я так неожиданно оказался, я услышал шаги по лестнице, потом звук открываемой и закрываемой двери в спальню. А затем, к моему удивлению, последовало долгое молчание, прерываемое только тяжелым дыханием больного. Я представил себе, как наш посетитель стоит у кровати и смотрит на страдальца. Наконец это странное молчание кончилось.