Главное, чтобы он больше ни до чего не додумался.
6
В карты Дженкинс вполне ожидаемо спустил весь свой выигрыш в крепс, оставшись в итоге при своих. Что, впрочем, его не расстроило и не огорчило. Внутренне. Внешне Джонни, разумеется, азартно переживал каждый раз, когда выяснялось, что его расклад меньше, чем у соперников, хлопал их по плечу, требовал подлить виски и всячески демонстрировал, что вот так он на самом деле, малыш Джонни Дженкинс, веселый, несерьезный парень. Но любые разговоры о том, для чего он приехал сюда, Джонни тут же пресекал. Потому что он, конечно, несерьезный, но не до такой же степени.
Уже совсем глубокой ночью — настолько глубокой, что ее уже можно было считать очень ранним утром — Джонни все же решил откланяться. Он сердечно попрощался со своими новыми «друзьями», и Билли и Томом… или Джоном… и… и вон тем парнем, имени которого он так и не запомнил, но именно он в итоге остался в выигрыше… В общем — попрощался, попытался оторвать Хэнка от колеса Феррана, но тот, дергал плечом и кричал, что ему сегодня везет. Судя по горке монет перед ним — Хэнк не врал. Ну, как говорится — новичкам везет. А если удаче в какой-то момент покажется, что этого парня уже нельзя считать новичком и она отвернется — то больше, чем было у него в карманах, Хэнк все равно не проиграет. А ничего, кроме серебряного талера и пары орехов пекана, там все равно не было.
Пошатываясь и напевая песенку — которую он и сам не смог бы назвать, спроси кто-нибудь, что он, чума его побери, такое воет — Джонни двинулся по дороге от игорного дома в сторону Логан-Крик.
Подошел к повороту, перед котором его долго тошнило на обочину, завернул за деревья… И, если кто-то следил за ним, то, добравшись до поворота, этот предположительный следопыт был бы удивлен.
Джонни исчез.
Растворился в неверном сумеречном свете Малой Луны, ну или неожиданно развил такую скорость, что за какие-то минуты добрался до темнеющего вдалеке Логан-Крик.
По крайней мере так подумал бы следопыт… если бы он был. Но шли минуты, а никто так и не показался из-за поворота, чтобы удивиться таинственному исчезновению Джонни Дженкинса.
Что ж, видимо, господин Ковета решил, что пьяный Джонни может отправиться только по одному маршруту — в сторону кровати, поэтому следить за ним смысла нет.
Придя к такому выводу, Джонни, который на самом деле никуда не исчезал и уже тем не показывал чудеса скорости, а просто-напросто затаился в придорожных кустах, осторожно поднялся и, стараясь не шуметь — или если и шуметь, то не слишком сильно — двинулся по лесу в сторону от дороги. Туда, куда ему нужно было попасть и, желательно, без лишних глаз. Да нет, без всяких «желательно» — никаких глаз быть не должно.
Уф… Такое задание нужно было поручать Ксавье. Уж тот-то, со своим «вервольфовским» прошлым прошел бы по этим лесам ночью и с закрытыми глазами. А тут — ночью, без навыков, да еще и пьяным. Школа на улице Серых Крыс давала, конечно, значительный объем знаний и навыков, но абсолютно всему научить все же не могла. Так что в ночном лесу Йохан… то есть Дженкинс, Джонни Дженкис, конечно… не то, чтобы плутал, но чувствовал себя несколько неуверенно.
Да еще и хмель опять начал шуметь в голове.
Джонни остановился. Хотя он, конечно, старался пить поменьше, периодически, выходя в туалет, очищал желудок и грыз угольное печенье, которое носил в карманах как раз на тот случай, если его попытаются напоить, но все равно опьянение чувствовалось, хотя и намного меньшее, чем он изображал.
Он достал из кармана небольшой флакончик темного текла с притертой пробкой, откупорил его, поднес к носу и сделал осторожный вдох…
Холера!
Запах нашатыря мгновенно прогнал опьянение — пусть и ненадолго — а также подарил непередаваемое ощущение, что твой мозг мгновенно испарился и запах ударился сразу о заднюю стенку черепа.
Бррр!
Джонни зашагал дальше по лесу, проходя между деревьями и приближаясь туда, куда он, собственно, и шел.
К тому самому дубу, который он заметил по пути от заброшенного рудника и которому, казалось бы, нечего делать посреди букового леса. Именно эта необычность и делала дуб прекрасным ориентиром.
Вот и он, дуб.
Подойдя к нему и хлопнув ладонью, Дженкинс нащупал зарубку. Как будто кто-то шел по лесу и, от нечего делать, ударил по дереву топором, а то и саблей. Если же кто-то решил бы, что эта зарубка указывает на некое место, где закопано… что-то… и попытался копать — то этот человек мог бы перерыть все в радиусе десяти шагов вокруг дуба и все равно ничего не найти.
Потому что то, что нужно искать, закопано в двадцати шагах.
То, зачем он приехал сюда.
То, что должно помочь ему стать из никому не известного Джонни Дженкинса — «тем самым Джонни Дженкинсом».
То, что поможет ему вернуться в Брумос.
Золото.
Глава 37
Льды Северного Океана
100 миль до Северного полюса
7 число месяца Королевы 1855 года
Ксавье
1
Белый медведь пробежал неторопливой трусцой, почти невидимый на фоне искрящихся снегов, сел на задницу и принялся задумчиво рассматривать ползущую мимо него стальную гусеницу «Полюса».
— Чем он здесь питается? — спросил малыш Крис, вцепившийся в стальной прут ограждения на крыше вагона.
— Неосторожными мальчишками, — хмыкнул Ксавье.
— Чем? — Крис попытался оттянуть от уха меховой капюшон, получил по рукам, а затем подзатыльник. Только обмороженных ушей и не хватало экспедиции для полного счастья…
— Неосторожными мальчишками!
— Тогда мне ничего не грозит! Я очень осторожен! — и злоехидный мальчишка все же сдвинул с лица шерстяной шарф, чтобы подразниться розовым языком. За что тут же и был наказан. Самой природой. Мороз кольнул неосторожно выставленную часть тела и Крис, ойкнув, тут же замотался обратно и замолчал, покачиваясь на крыше и глядя вперед, на расстилавшиеся перед ними белые просторы Северного Океана. Вернее — Стеклянных островов, скрытых под шапкой вечных, нетающих льдов. С другой стороны — острова все же находятся в океане, так что можно сказать, что вокруг них — океан. Или — острова. Вопрос терминологии.
То, чем же здесь питается этот настырный медведь, было уже вопросом зоологии. Он увязался за ними практически от самого побережья. Но, если на побережье им попадались хотя бы тюлени и птицы — какая-никакая, но пища для медведя — то здесь единственным живым существом был только сам медведь. Ну и они, экспедиция к Северному полюсу, конечно. Но из четырнадцати членов экипажа «Полюса» ни один не пропал, так что можно было с уверенностью сказать, что ими медведь не питается.
Четырнадцать, да…
С того момента, как они с капитаном Северусом установили, что экипаж на одного человека больше, чем рассчитано изначально, стало ясно только одно — малыш Крис не является этим таинственным магнетизером, проникшим в состав экспедиции и уже один раз попытавшимся ее саботировать, направив поезд в ледовую трещину. Почему не Крис? Потому что он оказался в составе экипажа совершенно не таинственным образом — он просто втерся в качестве этакого безбилетного пассажира, став юнгой. Но с его появлением количество экипажа увеличилось вполне определенно. В том смысле, что он, Ксавье, помнил, как это произошло. И капитан Северус — помнил. А вот как среди экипажа оказался лишний, тринадцатый, член — этого не помнил никто. Никто из них двоих, так как остальных членов они не опрашивали. Любой мог оказаться если не магнетизером, то его зачарованной жертвой, вот так задашь не тот вопрос не тому человеку — и проснешься утром с ножом в груди. Рассказывай тогда привратнику небесных врат, что ты был совершенно в этом человеке уверен… Нет, Ксавье был совершенно уверен только в трех людях: себе, капитане Северусе, потому что его найм он помнил, и теперь еще и в малыше Крисе.