Жадность фраера сгубила…
Теперь, когда ко всем достоинствам гадёныша добавилась фантастическая везучесть, он, сохранив и деньги, и людей, перехватил инициативу и бросил откровенный вызов, вынуждая к войне на два фронта, к поединку не на жизнь, а на смерть!
Да, Кривошеин тут явно лишний…
Вопрос водителя вывел Богомола из задумчивости:
— Я вам сегодня ещё нужен, Евгений Викторович?
Лишь сейчас Колчин заметил, что они давно приехали и стоят во дворе его дома на Красной улице.
— Езжай, но будь на связи. Когда у вас пересменка с Мавром?
— В восемнадцать ноль-ноль.
Уже открыв дверцу, он скользнул случайным взглядом по сиденью и нахмурился:
— Это — что?
— Просочилось, — виновато промямлил водитель. — Чехлы я снял и сжёг от греха. А это пятно — на самом сиденье. Пытался с «Мильвой» застирать — кажется, только хуже стало. Завгар обещал сегодня-завтра новые чехлы — я ему сказал, что те украли…
Богомол растянул губы в улыбке, больше походившей на оскал.
— И ты меня с такой подставой на Литейном встречал? — обычным своим спокойным, тихим голосом проговорил он. — Я тебя в эти чехлы упакую и закопаю живым, если здесь не будет нового сиденья уже сегодня, в восемнадцать ноль-ноль.
В подъезде он не сразу поднялся к себе — вначале молча прошёл в тихо приоткрывшуюся дверь единственной квартиры на первом этаже. Здесь жил дворник местного ЖЭКа Кузьмин — один из самых проверенных и надёжных его людей, преданный Колчину безгранично.
— Что случилось, Кузя? — спросил он, когда тот, заперев дверь, вошёл следом в комнату.
— Только ты уехал, — озабоченно доложил Кузьмин, — Кореец объявился. Жалел, что опоздал. Говорит, Кот ксиву[26] прислал. Пишет, их всех — оставшихся, значит — спецы на Литейном третий день прессуют, как резиновых. И базар уже не столько за Кабана, сколько по твою душу.
«Да, всё — как заказывали! — У Колчина даже заломило в висках. — Война на два фронта, выиграть которую невозможно в принципе. Врубить против меня ментов! Кудлач вигоневый…»[27]
— Вот что, Кузя. Позвони Корейцу, скажи, что я его жду вечером, в семь. И вызови Малыша.
К себе Богомол поднимался медленно.
«Войну на два фронта выиграть нельзя. Но вот попытаться хотя бы не проиграть… Главное — нейтрализовать Кривошеина. А уж потом гадёныша ничто не спасёт…»
Глава 27
«…человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем»
Лиза не стала сегодня задерживаться на работе — иногда надо подумать и о собственных делах и заботах. События последних дней выбили её из привычной колеи, и нужно было постараться себя немного уравновесить. А более подходящей отдушины, чем магазины, для женщин, пожалуй, никто пока не придумал. Тем паче продуктовое изобилие, явившееся следствием юрочкиного дня рождения, за три дня иссякло. Впрочем, других магазинов на Большом тоже хватает — как раз по пути на остановку 128-го автобуса, который довозит её почти до дома. Только бы не забыть потом зайти в сберкассу — они вчера обещали Николе одолжить недостающую сотню. Не то останется без нового холодильника одинокий папаша!
Папаша… В последнее время Юрик всё чаще оказывался на выходных у них с Ваней. И это понятно: после недельного пребывания в круглосуточном садике мальчика тянуло в семью, хотелось материнской ласки и женского тепла. Они даже купили ему персональную кровать — с запасом, навырост.
Никола вначале упирался, было, возражал, но потом смирился: пусть растёт «сыном полка».
Теперь же Лизе, принявшей ребёнка в своё сердце ещё до его рождения, всё чаще казалось, что рано овдовевший Никола со временем стал относиться к парнишке как-то уж чересчур ровно. Пожалуй, она могла даже точно сказать, когда обратила на это внимание.
В то лето они впервые отправили трёхлетнего Юрика с детским садиком на дачу, в Солнечное. Ваня уехал почти на две недели в командировку — вначале в Москву, потом в Тулу — и Николай остался здесь за него. Они расследовали какое-то очередное сложное дело… Вот тут-то и приключилась нежданная беда: Юрочка пропал из садика. Поначалу грешили на цыган из остановившегося неподалёку табора. Однако почти сразу выяснилось, что табор тот давно снялся, и цыгане тут абсолютно ни при чём… Лишь на четвёртые сутки какая-то дачница нашла вдруг ребёнка — целого и невредимого — у магазина и привела в милицию.
Лизе тогда ничего не сказали, она узнала об этом кошмаре позже. И сегодня, два года спустя, не представляла она себе, как пережила бы те страшные три дня.
Но именно когда Никола вечером неожиданно привёз из Солнечного нашедшегося малыша, в первый раз заметила она этот его, направленный на сына, странно-отрешённый взгляд…
Выйдя из очередного гастронома, Лиза решила уже идти на автобусную остановку, когда вдруг услышала совсем рядом:
— Здравствуйте, доктор Елизавета Андреевна!
Так к ней не обращался ещё никто. Она невольно остановилась и обернулась.
Это был совсем молодой человек, довольно высокого роста и атлетического сложения.
— Здравствуйте, — ответила Лиза, всматриваясь в его лицо.
— А я иду за вами от самой больницы, — улыбнулся он и добавил: — Не пытайтесь вспомнить или узнать меня — мы до сих пор не встречались и не были знакомы.
— В таком случае, что же вам угодно и почему вы меня преследуете?
— Преследую? Ни в коем случае! Просто один из ваших пациентов нуждается в срочной помощи и послал меня за вами. Разрешите, я возьму ваши сумки?
— А вы так уверены, что я с вами куда-то сейчас пойду? Тем более, — добавила она, нахмурившись, — я догадываюсь, о каком именно пациенте вы говорите!
— Нет, — неожиданно серьёзно, уже без тени улыбки ответил юноша, глядя ей в глаза, — я совсем в этом не уверен. И даже не стану напоминать вам о клятве Гиппократа, если вы откажетесь, — он сделал небольшую паузу, — доктор.
«Психолог!» — усмехнулась Лиза про себя, а вслух спросила:
— Как вас зовут?
— Константин.
— У меня не так много времени, Костя. Где он находится?
— Здесь, совсем рядом…
— Вы, кажется, хотели взять мои сумки?..
Минут через пять они свернули в какую-то подворотню — то ли на Ординарной, то ли на Бармалеева — и оказались во дворе расселённого на капремонт дома.
— Вы не ошиблись адресом? — поинтересовалась Лиза, замедляя шаги.
— Нам — в эту парадную, — кивнул молодой человек. — На второй этаж…
В прихожей квартиры, куда он её привёл, к удивлению Лизы, горел свет.
— Вон в ту комнату, доктор, — очевидно, оповещая об их прибытии, повысил голос юноша и указал на одну из дверей.
— Вообще, предварительно мне не мешало бы помыть руки.
— Простите. Это уже — сюда… — взмахнул рукой Константин, и сам поспешил вперёд.
Лиза вслед за ним вошла на кухню — довольно просторную, хотя уже полутёмную в это время.
— Извините, но поскольку вода отключена, могу предложить вам — вот, только спирт.
Молодой человек не без труда снял плотную полиэтиленовую крышку с трёхлитровой банки, стоявшей на старом, видно, брошенном хозяевами столе, и достал откуда-то пакет ваты.
Обработав руки, Лиза прошла наконец к пациенту.
Раненый лежал лицом к стене, на животе, под одеялом. Одинокий диван, застеленный белоснежным бельём, не очень вписывался в обстановку пустой, обшарпанной комнаты, единственное окно которой было плотно занавешено. Помимо дивана в комнате стояли ещё торшер без абажура и древний табурет с пальцевым отверстием посередине — очевидно, специально для неё принесённый из той же кухни.