— Сколько? — сумел-таки прохрипеть он. — Сколько вы хотите? Хотите миллион? Полтора миллиона баксов налом? Я отдам всё, только…
— Я вижу, с юмором у нас пока… «обстоит». Не уверен, утешит ли тебя это, только ты обошёлся мне многократно дороже. Хотя, на самом деле, не стоишь и свиного пятака.
— Послушай-йте… У ме-меня нет больше!..
— Да успокойся же же, богатенький Буратино! — В голосе этого, второго, звучала неприкрытая насмешка. — Твои вонючие бабки никому не нужны. Они тебе самому пригодятся ещё. Так что расслабься и тихо радуйся халяве, когда угощают.
— Что… Что… вы хо-отите делать?!
— Тебе ж сказали: крутить кино и ублажать тебя дурью. А через несколько дней — к папе поедешь…
— Нет!
— Да…
Он уже не чувствовал, как ему перетягивали жгутом руку, как кололи, как тёплая струя мочи, пропитав штанину, устремилась дальше — в носок и туфель… Он не помнил, как остался один, привязанный к кровати, в этой тёмной камере, на белых стенах которой заплясали кадры его «фильмов»…
Глава 6
За 6 лет до… Алёна
Шестеро перепуганных девчонок, запертых в небольшой комнате, несколько часов провели в полумраке. Единственное окно было забрано снаружи тяжёлыми ставнями, и свет с улицы почти не проникал внутрь помещения, где они находились.
Но вот неожиданно зажглась люстра на потолке, и они, все шестеро, жмурясь и часто моргая, устремили взгляды на дверь, ожидая, очевидно, что сейчас кто-то войдёт и хоть что-то им объяснит. Однако, никто так и не появился.
Два молодых человека — те, по чьей злой воле их сюда привезли, обманом или силой похитив с ночных дискотек, — наблюдали за ними из соседней комнаты через стекло огромного зеркала (совсем, как полицейские в американском кино).
— Что скажешь?
— Ничего. Для съёмки они не подходят, а продать, пожалуй, можно будет всех шестерых. Только вот с этой беленькой я бы порезвился вначале.
— Но если у нас погорит заказ, Юра, мы потеряем такие бабки!
— С какой стати — мы? У нас с тобой чёткое разграничение обязанностей, Кит! Моё дело — найти заказ и снять кино. Заказ есть, и кино я готов снимать хоть завтра. А то, что твои кретины подходящих марух надыбать не могут — проблемы не наши, а исключительно ваши. Именно за это ты получаешь свою долю! И я вовсе не намерен терять свою. Я устал тебе объяснять: и для порнухи требуется качественный товар. А это что? По меньшей мере, две из этих шестерых уже плотно сидят на игле — и этого будет не скрыть. Тем двум, что справа, хорошо если четырнадцать исполнилось — так что они никак не под этот заказ. Из двух оставшихся можно было бы попробовать беленькую — ей уже верных шестнадцать, и пару «репетиций» я с ней проведу, будь уверен. Но вторая отпадает начисто: сексуальная кривизна её ног может вписаться и в европейский, и даже в азиатский бордель, однако в фильме не смонтируется с её же ушами. Поэтому извини, но либо твои дебилы к послезавтрашнему утру находят пару тёлок нужных параметров, либо я ищу нового партнёра.
Кит задумался. Ясно, что друг Юрик не шутит. Кроме того, он безусловно прав, и возразить ему трудно. Говорить о том, что он выдвигает какие-то непомерные требования, не приходится. Разъяснять же сложности и проблемы, возникающие ежеминутно, втусовывать[4] опасности, с которыми связано добывание заказанных герлух, — дело пустое. Это и впрямь не его головная боль.
— Есть у меня ещё одна в загашнике. Отдельно.
— Я что-то не понял, Кит…
— В отключке она… Клёвая девочка, похоже, только начала зависать. Может, и вовсе впервой вмазалась. Может, самая подсадка. Короче, откололась фундаментально. Эскулап её посмотрел, тут же взял кровь и посадил на капельницы. Поэтому я тебе и не стал её показывать сразу, а в нижний бокс упаковал и Надежду приставил…
— Веди уже, наконец!
Они спустились вниз, в подвальные помещения, где находились различные технические службы: щитовая и котельная, винный погреб и холодильник, сауна и мастерская. Кит стукнул в одну из дверей, которая почти сразу открылась. На пороге стояла стройная молодая женщина в светло-голубых джинсах и рубашке, завязанной узлом на животе.
— Вот, — бросил ей Кит, — зашли на твою подопечную глянуть. Как она, не оклемалась ещё?
— Один раз очухалась, — ответила та, отступая в сторону, — но ненадолго. До ветру сбегала — и опять… Сейчас, кажется, заснула после капельницы.
Молодые люди подошли к постели, и Кит осторожно поднял одеяло.
— Как? — почти шёпотом спросил он.
— То, что надо, — кивнул его партнёр и так же тихо добавил: — Ладно, укрой. Простудишь!
Они вернулись к двери.
— Что, чаровница наша, — Юра приобнял Надежду за талию, — придётся потрудиться малость. Постарайся поскорее привести детку в божеский вид. Ну и… просвети без лишних эмоций, подготовь, так сказать, к работе. Договорились?
Он слегка шлёпнул её.
Кисло улыбнувшись в ответ, девушка закрыла за ними дверь.
Уже сев за руль, Юра многозначительно взглянул на приятеля, вышедшего его проводить:
— Проследи, чтобы никто из твоих коблов к этой детке на пушечный выстрел не приближался.
— Будь спок! — понимающе ухмыльнулся Кит. — А про беленькую ты уже забыл?
— Беленькую тоже придержи пока. Остальных — отправляй… И заясни, наконец, своим муфлонам[5], чтобы привозили не младше шестнадцати! Педофилы долбаные…
В её замутнённом сознании всё сплавилось в один сплошной конгломерат какого-то фантастического кошмара. Снова и снова прислушивалась она к себе и вновь и вновь убеждалась, что это — не сон и не глюки. Болело всё: голова, руки, ноги… Тошнота приступообразно подкатывала к горлу… Неведомый до сих пор привкус обжигающей горечи иссушил всё во рту. Мучила дикая жажда, и какой-то мерзкий химический запах буквально изматывал, словно в нос были вставлены ватные тампоны, пропитанные неким ядовитым веществом. Так плохо ей не было ещё никогда.
Она, в который раз, попробовала открыть глаза, но вместо этого опять провалилась в темноту…
…Первое, что она увидела, придя в себя, — лицо склонившейся над ней незнакомой молодой женщины. И тут же услышала её голос:
— Наконец-то! Уж и не знаю, с прибытием или с возвращением!
— Где я? — еле слышно просипела она.
— Хороший вопрос, — ухмыльнулась девица, распрямляясь и отходя от её постели.
Она достала из кармана джинсов зажигалку, закурила и, сев в кресло, сквозь сигаретный дым щуро взглянула на девушку:
— Тебя как звать?
— Алёна, — слабо ответила та.
Незнакомка вздёрнула бровь:
— Алёна! Лена, что ли?
— Нет, Алёна.
— Ладно, Алёна, так Алёна. А меня зовут Надежда. Такое обманное имя.
— Почему обманное? Хорошее и…
Девушка закашлялась, недоговорив.
— Ах, какие мы нежные! — Надежда загасила окурок. — Ничего, это излечимо. Скоро будешь чадить как паровоз.
— Нет, — хотя и тихо, но твёрдо возразила Алёна, — курить я никогда не буду.
— Ну да, — согласилась женщина не без иронии, — и пить, конечно, тоже!
Она встала, подошла к небольшому столику в углу, на котором стояло несколько бутылок, плеснула себе что-то в рюмку и привычным движением опрокинула её в один глоток.
— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, — почти продекламировала она и недобро уставилась на Алёну.
— Напрасно вы мне не верите, — спокойно сказала та, глядя на неё из-под опущенных ресниц.
— О, ещё и «вы»! Обидеть, что ли, хочешь?
— Нет, почему?
— По земле!
— Что? — не поняла Алёна.
Надежда налила себе ещё одну рюмку и выпила так же порывисто, как первую.
— Тебе сколько лет? — вместо ответа задала она вопрос.