Глава 50
И снова была ночь… (Окончание)
— Я тебе задал этот вопрос совсем не для того, чтобы обидеть или расстроить. Просто в жизни всё относительно. А мораль — более, чем что-либо. Делать грязную работу (согласись, твою работу чистой не назовёшь, про меня вообще говорить не приходится) и не запачкаться — невозможно в принципе. Эта теорема так давно и настолько подробно доказана, что уже перешла в разряд аксиом. Ты помог мне, безвинному правдолюбцу, выбраться из лап милицейских подонков. Однако для этого, строго говоря, использовал служебное положение. Я, помнится, уже спрашивал: смог бы ты меня выручить, не работай в милиции? — Саныч сделал пару глотков кофе, не сводя с Олега глаз. — А сколько бандитов в милицейских погонах по всей стране продолжают обирать людей, фальсифицировать дела и сажать невиновных только потому, что у тех нет ни денег откупиться, ни учеников, способных придти на помощь?
Он не спеша допил кофе, поставил чашку и почти заговорщицки наклонился вперёд:
— Заметь, я не говорю — учеников-милиционеров. Поскольку, не будь тебя, я бы ни секунды не задумался обратиться к другому ученику. И он бы «вытащил» меня не менее успешно. Хотя, может, и не с такими плачевными последствиями для тех же негодяев. Впрочем, ты это всё отлично знаешь и сам.
— Я надеюсь, ты не хочешь сказать, — нахмурился Круглов, — что пособил бы и Белому, попроси он тебя?
— Я надеюсь, Чёрный, ты не хочешь сказать, — в тон ему отозвался учитель, — что, окажись на моём месте в ментовском «заборнике» кто-то другой, такой же безвинный, ты бы ему не помог? — Саныч слегка усмехнулся и взглянул на часы. — По-моему, наш разговор обретает признаки «сказки про белого бычка».
Пётр Ильич Светловидов почти целый вечер проспал, а теперь, поплавав в бассейне, сидел у себя в библиотеке: пил зелёный тайваньский чай с хрустящими печенюшками и читал свой любимый детектив «Круг Матерезе» Роберта Ладлэма. Он ждал.
Лось явился около трёх часов ночи.
Не забыв про закладку, Белый аккуратно закрыл книгу и положил на стол.
— Ну что? — поднял он глаза на своего нового «адъютанта».
— Аллес-гемалес, — блеснул тот фиксой. — Всё в лучшем виде! Вкололи дозу, гаишников проехали без приключений, довезли до самого дома. Во двор въезжать не стали, оставили его машину на улице — чтоб не светиться лишний раз, а то там видеокамеры. С собой дали дури — на неделю вперёд. Ты б слышал, как он благодарил, к Паше целоваться полез на радостях!
— Хорошо, — голос Светловидова звучал абсолютно спокойно. — А какими новостями, напоследок, побаловал Барон?
— Особо толкового ничего. Нёс что-то про ФСБ, которая теперь прикроет нас от ментов, и всё время твердил, что это большая тайна… Похоже, ты оказался прав, как всегда: затея с этими двумя янычарами[48] — лажа, отвлекающий манёвр. На самом деле купили они Барона. Я только не понял, зачем было переть его туда, рисковать…
— Ещё один непонятливый! — перебил Белый, сверкнув глазами. — Объясняю… Но учти: в первый и последний раз! Потому что понимать должен только я, а все, кто со мной, включая тебя, должны выполнять — по-тихому и быстро! — Он чувствовал себя явно в ударе: за последние двое суток импровизации удавались, как никогда. — Итак, тебе неясно, зачем надо было подкладывать Барона довеском к эфэсбэшникам, которых мы в целости и сохранности вернули обратно? Чтобы эти новые друзья сами его урыли! На кой он им, расколотый, сдался? Они себе в зачёт очередного грохнутого авторитета запишут, а на нас позора не будет за друга ссученного. Мне только предъявы на сходе не хватало!
Белый сделал паузу, устремив на Лося многозначительный взгляд:
— Доверить такое я мог только надёжному кенту, вроде тебя. Который, даже чего-то не понимая, умеет молчать. Просто из чувства самосохранения.
Он слегка улыбнулся — одними губами — и, как ни в чём не бывало, продолжил:
— Так значит, всё прошло чисто? Братки тебя не видели с твоей «ношей»?
— Будь спокоен. Я же их предупредил, что ждать долго не смогу. Дык, они, как только тех двоих на место доставили, сами припустили так, что я их потом и на тачке еле догнал.
— Ладно, иди отдыхай. И обмозгуй всё, что я сказал — на будущее.
Он очнулся от холода и не сразу понял, в чём дело. Его знобило. Он лежал в своей ванне, в уже совсем остывшей воде, но… был дома! У себя дома! Как и когда смог он здесь очутиться?
Однако сейчас не было ни сил, ни желания рыться в памяти. В замутнённом сознании уже пульсировал ставший таким знакомым и привычным, пока едва-едва, но всё-таки различимый сигнал «SOS!!!». Тот самый сигнал, который он когда-то — так образно и красиво — назвал в одном из своих фильмов «зовом бездны»!
Намотав цепочку на большой палец ноги, он не без труда вытащил наконец пробку. Затем той же ногой открыл кран с горячей водой и заткнул сливное отверстие пяткой. Вода стала уходить медленнее и заметно потеплела.
Он устал мёрзнуть. В последние дни ему постоянно было холодно. Лишь после задвижки, когда он «улетал», холод отступал. Ненадолго. До следующего «приземления». И очередного кумара, который снова превращал его в кусок льда. В замороженного покойника. Мертвеца, не чувствующего ничего. Кроме страха. Страха и боли…
Только они — болезненный страх и страшная боль — выводили из оцепенения, прострации, небытия. А потом — вопли… Его вопли… И нытьё… И унизительные мольбы… И ломка…
Кошмар бессонных ночей… Строгий взгляд Алёны — с белой стены напротив… Пляшущие на другой стене тёмной подвальной камеры «экшн»-кадры собственного «суперреалистического кино»: перекошенные страданием лица насилуемых, извивающиеся обнажённые тела, литые, блестящие бицепсы монстров-садистов, полные муки глаза онемевших от ужаса девочек…
И наконец — спасительная доза! И радость очередного «улёта» — блаженного отрыва, великой иллюзии забвения бытия…
— Держи. — Саныч собрал карты и протянул Олегу. — Подумай хорошенько над своими вопросами. И убери кошелёк со стола, — добавил он, вновь поднимаясь.
— Так, я, вроде, уже подумал.
Круглов проводил взглядом своего бывшего учителя, который, взяв чашки, поставил их в мойку.
— «Вроде Володи, похоже на Фому», — усмехнулся Саныч. — А Медичи нужна конкретика. И не зацикливайся на своём «иксе», к нему мы вернёмся позже — отдельно посмотрим.
— Медичи? Что-то знакомое… — Олег наморщил лоб. — Кажется, фильм был такой: «Ларец Марии Медичи».
— Есть такой фильм. Только я имел в виду не детективную сказку Еремея Парнова, а вполне серьёзный карточный расклад. Он о многом может поведать — при том, что почти никогда не сходится. Как утверждает легенда, у самой Медичи её пасьянс сложился лишь дважды: накануне коронации и в ночь перед казнью…
Саныч зачем-то полностью открыл форточку, после чего зажёг свечу и погасил свет.
Молочный сумрак тут же заполнил почти всё пространство кухни. И только квадрат стола, освещённый ровным, но живым пламенем, успешно противостоял этому неожиданному натиску белой июньской ночи.
Олег вдруг ощутил некое странное и абсолютно новое, неведомое доселе чувство, которое вряд ли сумел бы описать словами. А Саныч… Саныч молча взял у него колоду и, ещё раз перетасовав, сосредоточенно-спокойно начал поочереди выкладывать карты в одну сплошную линию, в каком-то определённом, только ему известном порядке. Закончив, он зачем-то пересчитал звенья образовавшейся карточной цепочки, удовлетворённо хмыкнул и поднял на Олега блестящие глаза:
— Могу сразу сказать, что скучать в ближайшее время тебе не придётся. Будь готов к большому количеству сюрпризов и неожиданностей, причём не только однозначно приятных.