«Вот человек, посланный мне небом», — подумал я и забросал его вопросами об объектах, которые стоило бы осмотреть. Тут мистер Сурджодипутро стал рассказывать о фольклоре островитян (правда, с ним ему еще не удалось познакомиться), о местном курорте (там он пока не был), о крокодилах (их он собирался посетить на будущей неделе). Из рассказа я понял, что путеводитель не скоро выйдет из-под его пера.
Однако мой новый знакомый привел меня к развалинам старого форта и на пристань, которой пользовались некогда плававшие по этим водам моряки. Это была маленькая бухточка в устье небольшой реки. Несколько рыбачьих лодок покоились там на каменистом дне. Было как раз время отлива, и остатки деревянного мола обнажились. Совсем по-другому представлял я себе этот известный порт-убежище на Тиморе.
На прощание мы с мистером Сурджодипутро выпили по бокалу пальмового вина и выкурили несколько гвоздичных сигарет. Последовав совету славного индонезийца, я не пошел на уединенную бетонную набережную — современный морской порт Купанга, а направился на ближайший пляж, служивший островитянам чем-то вроде пассажирского морского вокзала.
Здесь кипела жизнь. Прямо к плоскому песчаному берегу причаливали архаичные парусники с залатанными парусами, ловко управляемые опытными мореплавателями. Под открытым небом складывались предназначенные к отправке товары. На берегу лежали мешки с бататами и небольшие связки бревен — дорогого и дефицитного товара. Оживление царило вокруг: знакомые радостно приветствовали друг друга, обнимались. Тут же развязывали свои узелки, доставали туак и пировали в наспех устроенных закусочных. Жарили рыбу. Пахло чесноком и луком. Торговали бетелем и саговой мукой. Солнце палило нещадно. Более изысканные дамы в ожидании лодок прятались под красочными зонтиками из Гонконга и держались поодаль от простонародья. К лодкам они добирались по пояс в воде, прикрываясь зонтиками.
Взмокшие грузчики носили мешки, рыбу, а громкоголосая детвора плескалась в воде. Лодки, вблизи столь неуклюжие и, по европейским представлениям, пригодные к чему угодно, только не к дальним плаваниям, на воде и под парусами просто очаровывали. Слегка накренившись от ветра, они становились украшением морской глади.
Вдоволь налюбовавшись Купангом и его окрестностями, я еще несколько дней упорно добивался места в самолете, улетавшем в Дили, на Тиморе. У местной знати и китайских купцов — в соответствии со всемирными «законами» кумовства — были, разумеется, несравненно более высокие шансы попасть в самолет, чем у меня. Когда наконец ценой огромных усилий мне все-таки удалось добиться желаемого места, пришлось битый час вдалбливать сотруднику гостиницы, что маленький крокодильчик, которого он упорно пытался продать на прощание, совершенно, и у совершенно мне не нужен.
В аэропорт меня снова доставили на почтовом пикапе, водитель которого приветствовал меня, как старого знакомого. Прежде чем я оказался на борту небольшого самолета, служащие аэропорта тщательно взвесили мой багаж и даже меня самого. Я отнюдь не толстяк, но, как показали бесстрастные весы, весил приблизительно столько, сколько два средних пассажира, вместе взятых. Однако за превышение веса с меня денег не взяли, но половина служащих аэропорта отнеслась с некоторой почтительностью к моим семидесяти пяти килограммам.
На мачте, водруженной вблизи строений аэродрома, прощально развевался национальный красно-белый флаг Индонезии. Страна же бело-красного флага[Автор имеет в виду свою родину, Польшу. — Примеч. пер.] находилась далеко, на другом краю света.
Самолет поднялся с выжженного солнцем аэродрома. Кроме меня в Дили (на остров Тимор) направлялось свыше десяти человек, в том числе несколько неряшливо одетых хиппи из Австралии, принадлежавших, видимо, к более зажиточной части этой международной братии, коль скоро у них вообще хватило средств на авиабилеты.
Перелет проходил без особых приключений. Тимор с птичьего полета весьма живописен. Горы и море — удивительно красивые пейзажи.
В Дили нет ничего интересного для туристов, за исключением, пожалуй, единственного бара в мотеле «Тропикал», где ежедневно после захода солнца встречается местная элита. После двух-трех дней Дили становится для чужестранца тем, чем он является на самом деле, — маленьким городком под нещадно палящими лучами тропического солнца.