Ее холодность возымела неожиданное действие: вся процедура не заняла и трех минут. Две минуты двадцать три секунды – Деви Аю сверялась по старинным напольным часам в углу. Японец перекатился на край кровати и вскочил, что-то бурча под нос. Торопливо оделся и молча вышел, хлопнув дверью. Лишь тогда Деви Аю зашевелилась, потянулась и сказала с улыбкой:
– Ну и скучища!
Деви Аю оделась и пошла в ванную. Там уже плескались другие девушки, будто надеясь смыть грязь, позор и грехи этой ночи. Друг с другом они не перемолвились ни словом. Их страдания еще не кончились – ночь была в разгаре, и не всех японцев еще успели обслужить. После душа пришлось расходиться по комнатам, и снова девушки отбивались и плакали – кроме Деви Аю, хранившей прежнее спокойствие.
В ту ночь у каждой перебывало по четверо-пятеро. Деви Аю мучило даже не беспрестанное насилие, обращавшее тело в камень, а крики и плач подруг. “Бедные вы, – думала она. – Нет ничего хуже борьбы с неизбежным”. А потом настал новый день.
Утро выдалось суетливое. Хелена в отчаянии обрезала волосы – обкорнала так, что Деви Аю пришлось подравнивать. На третью ночь Ола чуть не погибла – пыталась в ванной вскрыть себе вены. Деви Аю потащила ее в спальню, бесчувственную, мокрую до нитки, а мамаша Калонг побежала за доктором. Олу спасли, но Деви Аю поняла, что ужас, который пережила ее подруга, был еще невыносимей, чем думала она вначале. Когда Ола слегка оправилась, Деви Аю сказала ей:
– “Олу изнасиловали, и она умерла” – совсем не такой “сувенирчик” хочу я привезти Герде.
Даже спустя несколько дней такой жизни не все девушки свыклись с несчастьем, и Деви Аю по-прежнему тревожили ночные крики. Две девушки все еще прятались в коридорах или на ветвях саподиллы позади дома. Деви Аю посоветовала им брать с нее пример.
– Надо лежать трупом, пока им не наскучит, – наставляла она, но девушкам это показалось еще ужасней. Как можно лежать неподвижно, когда оскверняют твое тело? – Или присмотрите того, кто вам не совсем противен, и старайтесь для него вовсю. Пусть привяжется к вам, и приходит каждый вечер, и остается на ночь. Ублажать одного куда проще, чем спать со всеми подряд.
Это звучало не так ужасно, но для подруг Деви Аю все равно было немыслимо.
– Или сказки им рассказывайте, как Шахерезада, – продолжала она.
Хороших рассказчиц среди девушек не нашлось.
– Или предложите в картишки перекинуться.
Играть в карты никто из них не умел.
– Ну, раз так, тогда поменяйтесь ролями, – сказала, отчаявшись, Деви Аю. – Сами их насилуйте!
Со временем, несмотря ни на что, зажили они вполне сносно, без забот. В первую неделю им стыдно было смотреть друг другу в глаза, и они запирались на ключ и плакали часами, каждая у себя в комнате. Но прошла неделя, и стали они собираться вместе после завтрака – утешали и развлекали друг друга, говорили о чем угодно, кроме ночных ужасов.
Деви Аю много времени проводила с пожилой туземкой, мамашей Калонг, и завязалась между ними странная дружба – лишь благодаря тому, что Деви Аю хранила спокойствие, не пыталась бунтовать и не доставляла хлопот. Мамаша Калонг честно призналась Деви Аю, что держит бордель на пристани. Многих женщин туда угоняют силой, обслуживать младших японских офицеров. Все ее девицы из местных, кроме обитательниц этого дома.
– Радуйтесь, что вам не нужно работать круглые сутки, – говорила мамаша Калонг. – Вдобавок нижние чины – тот еще сброд.
– Что нижние чины, что японский император, все одно, – возражала Деви Аю. – Всем дыру подавай.
Мамаша Калонг привела массажистку, полуслепую старуху-туземку. Каждое утро приходили девушки на массаж, поверив мамаше Калонг, что это способ избежать беременности. Исключение составляла Деви Аю – она любила поваляться в постели до завтрака, а в массаже нуждалась лишь время от времени, когда чувствовала себя совсем разбитой.
– Беременеют от того, что спят с мужчиной, а не от того, что пропускают массаж, – говорила она беспечно.
Деви Аю шла на риск, а спустя месяц жизни в публичном доме первой из девушек забеременела. От ребенка надо избавиться, советовала ей мамаша Калонг.
– О семье подумай, – твердила она.
На что Деви Аю отвечала:
– А я и думаю о семье – этот ребенок и есть моя семья.
И Деви Аю смотрела, как ее живот наливается, выпячивается, растет день ото дня. Были у беременности и хорошие стороны: мамаша Калонг переселила ее в дальнюю комнату, а японцам объявила, что Деви Аю в положении, и запретила к ней прикасаться. Да и не находилось теперь охотников с ней спать, и она посоветовала подругам брать пример.