Поэтому мы должны стремиться не к соответствию объекта, который мы наблюдаем, тому, каким мы его видим в нашем сознании, а к соответствию между тем, что мы увидели в нем, и тем, в какой форме мы можем выразить наш опыт о нем, – а это совсем другое дело. Это может быть статичное выражение, например, снимок – мгновенная фиксация объекта таким, каким он является в данный момент. Он выражает истину: действительно, в определенный момент вы увидели объект таким, какой он есть на снимке. Так часто мы видим в газетах человека, у которого в жизни может быть очень красивое лицо, но его сфотографировали снизу в момент, когда у него был широко раскрыт рот, и от него ничего не осталось, кроме огромных губ и глупого выражения лица. Я помню, как один мой друг подарил мне мое собственное изображение в виде скульптуры. Это был овал из проволоки, и, когда я спросил его, что это такое, он ответил: «Я всегда думал о вас как о человеке говорящем». И больше ничего не было, кроме этого ужасного образа, в котором я отказывался узнавать себя. Я не пытаюсь сейчас убедить вас в том, что я не только говорящий рот, но я хочу сказать, что в тот момент, когда мы замораживаем нечто, связанное с жизнью, это становится ложью, это больше не истина, это предательство.
Но как же тогда изображать вещи не в статическом виде, в их динамике? Вопрос заключается в том, что я хочу передать: истину живого движения или фиксацию ее элементов? Я могу дать вам два примера.
Вот первый пример. Французский скульптор Огюст Роден создал скульптуру, которая называется «Идущий человек». Если вглядеться в нее, вы увидите, что ни один человек никогда так не ходит. Огромная и тяжелая скульптура Родена никогда не смогла бы стоять на одной ноге и отталкиваться от земли другой, и обе ноги прочно стоят на земле, потому что, если бы она опиралась только на кончики пальцев, она не смогла бы удержаться. Он хотел показать не то, как в действительности ходит человек, а то, что человек идет, идущего человека.
То же самое относится к картине французского художника Теодора Жерико «Дерби в Эпсоме». Мы видим на ней мчащихся лошадей. Если вы сравните картину с фотографией лошадей, вы поймете, что лошади никогда так не скачут. Однако на снимке мы видим лошадей, которые застыли, окаменели и не двигаются с места, а на картине мы видим их галоп. Поэтому, когда мы говорим об истине и пытаемся ее выразить, мы должны быть осторожны, чтобы не вообразить, будто в статичном изображении больше истины, чем в пусть даже искаженном изображении, но выражающем одну из сторон истины.
Вчера мне сказали, что помимо прочих недостатков у моей беседы есть один очень важный: я говорил слишком долго. Поэтому сейчас я остановлюсь и остальное отложу на следующую и на заключительную беседы. Если вам хочется задать вопрос или поспорить с тем, что сказал, я готов выслушать и, если смогу, ответить или научиться у вас, если я не знаю чего-то значительного в этой области.
Что вы скажете о зависти к чужой красоте? Потому что мне показалось, что вы хотите сказать, что любовь – это средство, дающее нам возможность увидеть, но ведь бывает и завистливое восприятие красоты – я это видел. Значит ли это, что в каком-то смысле это не настоящее восприятие красоты или в данном случае мы говорим о разных видах красоты?
Когда мы видим чью-либо красоту, мы можем по-разному отреагировать на нее: мы можем позавидовать ей, а можем ею восхититься; можем остановиться, пораженные этой красотой, с чувством благодарности за то, что нам было открыто. Что касается зависти – это очень любопытное чувство, потому что, с одной стороны, это состояние ума, которое далеко не беспристрастно, оно не созерцательно в тот момент, когда ранено чьей-то красотой, потому что в этот самый момент, вместо того чтобы видеть красоту, мы сравниваем ее с самим собой. Это обращение к самим себе.
С другой стороны, в зависти есть один очень интересный момент: мы всегда завидуем той или иной черте, которой, как мы чувствуем, не хватает нам самим. Но мы никогда не захотели бы полностью поменяться местами с другим человеком. Мы думаем так: «Как бы мне хотелось такое же красивое лицо, как у тебя, но не такого же мужа». Или: «Вот бы мне твое телосложение, ты настоящий Аполлон! Но твою работу я бы не хотел».